– Ну вот... Расстроили вы меня....

– Почему это?

– Как же? Знала бы, что уродина, ну и не переживала бы. Не едет муж – а зачем ему к уродине ехать? А если, как вы говорите, я ничего еще, то обидно же! Я его столько ждала, готовилась, лишнего не съем, не выпью, крем для рук французский купила! Вы вот потрогайте, потрогайте!

Нюра протянула Кравцову руки. Кравцов дотронулся до них и признал:

– Да... Очень...

– И что мне делать теперь? Вы вот умный, молодой, привлекательный тоже, вот скажите: что мне делать?

– Смотря в каком смысле... – не понимал ее Кравцов.

– В жизненном!

– Ну, не знаю...

– Ты пойми, Паша... Ой! – испугалась Нюра. – Оговорилась я! А может, ничего?

– Ничего.

– Спасибо. А меня Аней можно. Ты пойми, Паша, не в заборе дело. В принципе! Если бы я знала, что он должен ко мне ближе стоять, я бы своими руками отодвинула: на, Мария Антоновна, пожалуйста, подавись на здоровье! Но я же знаю, что он стоит где надо, а это уже принцип, понимаешь?

Кравцов, конечно, все понял. И сказал:

– Все уладится, Анна Антоновна.

– Да? – обрадовалась Нюра. – Ну, спасибо!

– За что?

– Ладно, ладно, не за что, – успокоила Нюра его служебную совесть, а взглядом и улыбкой намекала: мы с тобой люди умные, мы молча договорились.

И Кравцов ушел с неприятным чувством, что его слегка обвели, но непонятно, как это случилось.

– Как это случилось? – недоумевал Желтяков, глядя на пустое пространство, где вчера был штакетник.

– Это я вас должен спросить! – закричал Лазарев. Клюквин ответил ему угрюмо и честно:

– Мы свое дело сделали. Все поставили как надо. А если потом разобрали и унесли, мы за это не отвечаем.

– Да где вы ставили? Где ставили? – бушевал Лазарев. – Следов даже нет!

– Они их заровняли! Преступники следов не оставляют! – заявил Желтяков.

– Тьфу! – ответил ему Лазарев и в сопровождении двух «опричников» отправился в Анисовку.

– Вот так хамские начальники относятся к рабочему труду! – сказал Желтяков.

– И к человеку вообще! – добавил Клюквин. Оскорбленное достоинство требовало утешения.

Желтяков достал из кармана небольшое количество денег. Клюквин достал свои. Соединили, посчитали. На утешение достоинства хватало.

А Лазарев во многих местах увидел знакомые новехонькие планки. Но хозяев нигде не сумел доискаться и дозваться. Только у огорода Савичева ему повезло: тот работал. Правда, сейчас он колотил старые доски, но в заборе желтел изрядный кусок искомого штакетника.

– Хозяин, где штакетник брал? – окликнул Лазарев Савичева.

Тот подошел и попросил уточнить:

– Какой?

– А вот этот! – указал Лазарев.

Савичев посмотрел на планки. Потом на Лазарева.

– Не понял вопроса. Что значит – где брал?

– Вот этот вот штакетник где брал?

– Обратно не понял. Он же в заборе, зачем его брать? – силился Савичев уразуметь, чего надо Лазареву.

– А в заборе он как появился? В заборе как появился, спрашиваю! – Лазарев махал руками так, будто объяснял глухонемому. Но Савичев не мог разделить его волнение.

– Вот чудак человек! – усмехнулся он. – Я поставил, так и появился.

– И когда же ты его поставил? – тут же уцепился Лазарев.

– А я помню? Странные вопросы у вас.

Лазарев понял, что тут говорить бесполезно. Говорить надо в администрации.

И вот он уже предъявляет претензии Андрею Ильичу и Кравцову.

– Это ни в какие ворота не лезет! Вчера утром привезли штакетник, чтобы овраг отгородить, для общей пользы, между прочим! Не стали даже на территорию сваливать: зачем, все равно к оврагу таскать! И нате вам, глазом не моргнули – сперли все дочиста! И где наше доброе соседство, Андрей Ильич?

– А точно наши?

– А чьи же? Да я своими глазами видел – заборах в пяти, не меньше, пойдемте посмотрим, если не верите!

Что ж, пошли посмотреть.

Но вот странное дело: в тех заборах, где недавно были ясно видимые заплаты из штакетника, появились на этих местах старые доски. Или вообще зияла пустота.

– Ладно! – сказал Лазарев и повел ко двору Савичева. Там не было ни пустоты, ни прорехи, забор однородно состоял из разнородных досок.