Одри неохотно согласилась с его предполагаемым приездом. Рекс, муж Одри, считал Люция занудливым старикашкой и так и будет к нему относиться. Тимми и Робби были дома, а потому придется терпеть их несмолкаемый гам. Люций не умел обращаться с детьми. Работать ему не удастся, так что нет смысла брать с собой рукопись. К тому же можно потерять ее. Его спальня будет без обогрева, и он вынужден будет сидеть со всем семейством и смотреть по телевизору то, что они выберут. Пойти погулять — некуда. Остается уходить в публичную библиотеку и писать там хайку. По крайней мере, единственное утешение в старости — искусство — всегда при нем. Он продолжал экспериментировать с рифмой.

Герда, посмотрев с террасы, нет ли Генри в саду, неожиданно увидела, как зеленый «дженсен» Сэнди выехал из гаража и умчался. Несколько минут спустя лендровер вывез на буксире подпрыгивающую «эру» и медленно потащил куда-то. Герда узнала лендровер, принадлежавший автомеханику и продавцу машин из Лэкслиндена. Генри явно решил продать машины Сэнди. Ей он ничего об этом не сказал. Не посоветовался и относительно того, как поступить с бумагами Сэнди. Герда видела, как Рода, поджав губы, носила коробки с бумагами в костер.

Генри стал чуть общительней, чуть менее мрачным. Отвезя Колетту домой вечером того дня, когда они барахтались в озере, он живо описал сцену в лодке, отчаянный заплыв Колетты и собственное негероическое поведение. Все смеялись. С момента возвращения Генри не был так весел и так по-человечески добродушен, и в сердце Герды зашевелилась робкая надежда. А после недавней поездки в Лондон он, казалось, еще больше повеселел. Однако все еще оставался скрытным и отчужденным. Дважды встречался с Меррименом для долгого разговора, и оба раза адвокат ушел, не повидавшись с Гердой. А еще повторно съездил в Диммерстоун, чтобы, как он сказал, взглянуть на состояние домов. (Маршалсоны владели Диммерстоуном.) Герде было интересно, заходил ли он на церковное кладбище.

На почте в Лэкслиндене Генри, зашедший купить марки для очень важных писем, обернулся и увидел позади себя Колетту Форбс.

— Привет, русалка!

— Привет, герой!

— Как пережила купание в озере?

— А что мне сделается!

— Купить тебе марку?

— Какая щедрость. Уже купила.

— Могу я проводить тебя?

— А как насчет того, чтобы отвезти на желтом «вольво»?

— Откуда ты знаешь о желтом «вольво»?

— Ты отвозил меня на нем прошлой ночью.

— Ах да, совсем забыл.

— Неважно, ты все равно знаменитость в здешних местах. Все только и говорят о тебе и твоих делах. Ты не знал?

— О таких вещах лучше не знать. Собственно говоря, день был такой замечательный, что я бы прогулялся, как голубь.

— Какой еще голубь?

— Да любой.

— А тебе известно, что ты говоришь с американским акцентом?

— Известно. Кто тот молодой человек, мимо которого мы прошли?

— Джайлс Гослинг, архитектор. Он делает…

— Что он делает?

— Извини. Папа говорил, что он делает надгробный памятник Сэнди. В свободное время он резчик по камню.

— Как твой папа?

— Злится.

— На тебя?

— Да. Считает, что я недостаточно ценю освобождение женщин.

— Женщины еще не свободны, слава богу!

— Он считает, мне нужно найти себе занятие.

— Оно у тебя уже есть. Быть женщиной.

— А быть мужчиной — это занятие?

— Нет.

— Думаю, я устроюсь на работу.

— И что ты умеешь?

— Ничего.

— Великолепно!

— Ты сам-то чем собираешься заняться?

— Что ты имеешь в виду?

— Если быть мужчиной не занятие, тогда чем ты собираешься заняться?

— Живописью.

— Правда? Как замечательно! Не знала, что ты…

— Нет, не умею. Я занимаюсь ею по доверенности. Пишу книгу о художнике. Ты о нем не слыхала. Макс Бекман. Ему нравились богини и проститутки. Школьницы — нет.

— Я не школьница!

— Тогда почему заплетаешь косичку? Ты похожа на десятилетнюю.

— А ты на столетнего. У тебя седые волосы.

— Нет у меня седых волос!

— Один, по крайней мере, вижу.

— Значит, я не лучше Люция Лэма.

— Мне нравится Люций Лэм.

— Почему ты такая агрессивная?

— А ты почему? Вот и поворот на Пеннвуд. Зайдешь, повидаешься с папой?

— Нет. Он презирает меня.

— Не выдумывай.