— Но это невозможно… ты ведь, наверное, только недавно знаешь ее…

— Да. Но за это время многое произошло. Можно быть уверенным. Сэнди относился к ней как…

— Как к женщинам ее сорта, — перебила его Герда, — какого ты сам назвал.

Она отвернулась и смотрела в никуда, всеми силами стараясь держать себя в руках.

— Извини, мама. Я не могу не примешивать сюда Сэнди. Из-за него я почувствовал себя ответственным за нее. Кроме того, все стало намного серьезней…

— Ты поступил как последний дурак. Есть такая вещь, как порочность. Эта женщина охотится за твоими деньгами.

— Как ни нелепо, — сказал Генри, — я не считаю, что есть такая вещь, как порочность. И денег никаких не будет.

— Не знаю, о чем ты толкуешь. Не могу представить, что ты в самом деле не шутишь. Думаю, на тебя повлияла — каким-то странным образом — связь этой женщины с Сэнди. Ты всегда подражал во всем Сэнди. Подозреваю, она совершенно необразованная.

— О, совершенно. Но и ты тоже.

Герда поджала губы. Она снова повернулась к нему, в ее глазах, как и в его, блестели слезы.

— Я не хочу ссориться с тобой, Генри.

— Иногда без этого невозможно. Прости.

— Не верится, что ты это серьезно. А если да… мне кажется… что ты поступаешь не по зову сердца, а следуя какому-то… жестокому плану.

— Ты ничего не знаешь о моем сердце, — сказал Генри, — И никогда не знала. Ты презирала и не замечала меня, когда я был маленьким.

— Это неправда, — мягко возразила Герда. Смахнула слезы тыльной стороной ладони, — Ты хочешь сказать, что собираешься привести эту женщину сюда?

— Больше не будет никакого «сюда».

— Что ты имеешь в виду?

— Мама, не вопи, не падай в обморок. И не думай, что я шучу. Я собираюсь все это продать.

— Генри, что ты такое говоришь?

— То, что слышишь, мама. Я собираюсь продать Холл, парк, дома в деревне и все пахотные земли. Я не хочу быть землевладельцем, не хочу быть английским сельским помещиком. Богачом. И не вижу, почему из почтения к традиции, которую считаю глупой и вредной, я должен жертвовать жизнью ради этих ценностей, этих вещей.Твоя жизнь, мама, прошла здесь, и ты наслаждалась ею. По крайней мере, надеюсь, что так. Я не собираюсь следовать примерудеда, и отца, и Сэнди. Ис какой стати? Яиной, чем они, и принадлежу к новому веку. Сэнди принадлежал к прошлому. Я— нет. Если поразмыслишь, то поймешь, поймешь, что нет ничего сверхобычного в том, что я говорю. Яне намерен оставаться здесь и становиться таким, как Сэнди, даже ради твоего удовольствия. А если уеду, то по-прежнему буду связан всем этим, пока это моя собственность и я за нее в ответе. Сбежать, оставить все на тебя, чтобы все шло как всегда, сохранить этот дом, эту бесполезную землю, деньги, которые все это стоит, в виде мавзолея Маршалсонов, будет не только легкомысленно, но и смерти подобно. Яне хотел этого, не хотел наследовать поместье, я не выбирал себе такой судьбы, но раз уж это случилось, должен избавиться от него, должен решиться. Пожалуйста, не обвиняй меня в жестокости или в том, что я делаю это из-за какой-то смешной зависимости от Сэнди, или… я никогда в жизни не был более серьезен, более убежден в необходимости действовать так, а не иначе. Мама, с этим нужно покончить, с подобным образом жизни нужно покончить. Когда есть бедняки и бездомные, я не могу просто сидеть на всей этой собственности и деньгах. Янамерен все распродать, а деньги пожертвовать. Не могу я жить так, как ты живешь. О растениях и деревьях ты заботишься больше, чем о людях. Прости, знаю, что для тебя это потрясение. Но в недолгом времени ты увидишь, что я прав, или поймешь…

Судя по ее виду, не сказать было, что Герда сейчас завопит или упадет в обморок. Слезы у нее высохли. Она сидела, повернувшись к нему. Широкие ноздри раздувались, крупное лицо побагровело, воротник поношенного макинтоша поднят — она выглядела неожиданно сильной и жесткой, как мужчина.

— Генри, — выговорила она, — этого не произойдет.

— Уже произошло. Все распланировано. Япривлек Мерримена…

— Мерримена?

— Да. Извини, пришлось попросить его держать все в тайне. Поместье целиком будет выставлено на продажу, возможно, в ближайшие недели. Разумеется, я позабочусь о тебе. Перестрою два коттеджа в Диммерстоуне в один небольшой дом, там будет очень мило и вполне приличный сад есть. Беллами я подарю его коттедж, а остальные продам. В Диммерстоуне тебе будет удобно, и от жилой застройки в стороне…

— Жилой застройки?

— Да. Я хочу отдать дальнюю часть парковой зоны со стороны Лэкслиндена совету сельского округа на условии, что они построят образцовый поселок с муниципальным жильем; больше того, Джайлс Гослинг уже представил великолепный проект: все дома будут облицованы местным камнем…

— Слышать об этом не желаю, — сказала Герда.

— Не хочется, чтоб эти места изгадили…

Герда, тяжело дыша, но сдерживая себя, опустила глаза на сапоги и стала отковыривать пальцем подсохшую грязь.

— А что та женщина… твоя… подружка Сэнди… думает на этот счет?

— О, ей это нравится, — ответил Генри, — Она ненавидит богачей! Она коммунистка! — Он снова засмеялся как ненормальный, — Господи, я чувствую такое облегчение оттого, что рассказал тебе! Не думай, что это было легко, мама… это было настоящее испытание и задача не из простых. Прости, что думаю о себе… о своей совести и своем будущем… Не мог пойти на компромисс. Просто не мог. Пожалуйста, скажи, что ты немного понимаешь меня, не считаешь… что это сумасшествие… не знаю… месть… или… Ты привыкнешь и увидишь, что так будет лучше всего. В конце концов, в свое время ты поступала по-своему… теперь мой черед. Пожалуйста, скажи, что не сердишься.

— Месть, — задумчиво проговорила Герда, продолжая заниматься сапогами. Потом сказала: — О, могу понять, что это было нелегко…

В этот момент появился Люций, одолевший ступени террасы. Нарочито отдуваясь, положил палку на балюстраду.

— Уф, какой крутой подъем! Я уже не так молод. Доброе утро, Генри! Боюсь, я снова опоздал к завтраку. О-о, дорогая, сколько ты нарвала прелестных цветов…

Почуяв, что происходит что-то неладное, Люций замолчал.

— Генри собирается продавать имение, — сказала Герда. — Холл. Все подряд.