Шрифт:
– В доме у Филиппа Леонидовича собираются лишь богатые, успешные и знаменитые, – возразила я.
– И среди них есть ворюги, – сердито отбрила Марфа. – Клатч – это огромная проблема на тусовке, Серджелло ее удачно решил, под воланом, на боку, пришит крючочек, на сумке петелька. Перед прессой позируешь с аксессуаром, хоп, прячешь его, и лапки свободны.
Марфа положила клатч на комод, там уже лежала маленькая сумочка Кати, девушка затерялась в чаще вешалок.
– Вот почему звенел металлоискатель! – покачал головой Михаил Степанович. – Чего же вы сумку‑то охране не показали?
– А, забыла, – легкомысленно отмахнулась Марфа и бросилась к стойкам с вешалками.
Я поверила Марфе. Ермолова никогда бы не сообщила прилюдно о вшитых золотых нитях, вспомни она про клатч. О пластической операции актриса рассказала потому, что очень хотела дорваться до шмоток. Поняла, что охрана ее не пропустит, и разоткровенничалась. Стала бы она объявлять про пресловутую «проволоку», если бы сообразила, что металлоискатель реагирует на спрятанную сумочку? Да никогда! Сняла бы ее, и все! Я один раз потеряла загранпаспорт, собрала документы на новый, а потом раздался звонок из посольства Германии, клерк сказал: «Фрау Тараканова, ваша виза готова», и я вспомнила, куда отдала «потерянный» документ.
У меня в кармане занервничал мобильный, я достала телефон и услышала голос Шумакова:
– Ну как?
– Гениальная идея отвести их в «филиал ЦУМа», – ответила я. – Можно расслабиться, Марфа с Катериной здесь проведут неделю и не заметят, как дни сменяются ночами! Слышишь вопли?
– Костюмчик с плиссированной юбочкой! – взвизгнула Марфа. – К нему нужна блузка, розовая. О, вот же она!
– Вельветовая юбка цвета палой листвы! – задыхалась от восторга Катя. – Умираю!
– Оставь баб под наблюдением Михаила Степановича и рули в кабинет Филиппа Леонидовича, – сказал Юра.
– Иес, босс, – отчеканила я и подошла к дяде Мише, который сел на диванчик, приткнувшийся в небольшой нише.
Любопытство победило воспитание, я спросила:
– Откуда здесь прорва вещей с неснятыми бирками?
Дядя Миша потер глаза.
– Алла Константиновна э… забыл… название смешное… типа алкоголик по шмотью.
– Шопоголик? – предположила я.
– Точно, – улыбнулся старший Корсаков, – дети выросли, заботиться о них теперь не надо. Хозяйство она тоже не ведет, всем экономка рулит, Джорджина.
– Американка? – удивилась я.
– Англичанка, – поправил меня дядя Миша, – ее из Лондона привезли. По‑русски не говорит, разве что «здравствуйте», «спасибо», «пожалуйста».
– Как же ее горничные понимают? – удивилась я.
– Они тайки, тоже нашему языку не обучены, – вздохнул Михаил Степанович, – повар, Жан‑Поль, француз, шоферы – немцы. Из наших только охрана да мы с Фаиной.
– Наверное, трудно работать в доме, где большая часть персонала не владеет русским, – участливо сказала я, – поговорить не с кем.
– Водители в особняк не входят, они при гараже живут, – пояснил дядя Миша, – горничных не видно. Как‑то они умеют себя так ловко вести! Только подумаешь, что девчонка нужна, она уже рядом стоит, улыбается. И фрр! Улетела, на глазах не маячит. Повар готовит здорово, но я его один раз в году вижу, тридцать первого декабря. У Верещагиных обычай, под праздник они челядь собирают, даже дворника зовут, и каждый подарок из рук Филиппа Леонидовича получает. Очень приятно. Презенты дорогие, каждому по желанию. Верещагин заранее узнает, кто чего хочет, в разумных рамках, конечно, и покупает.
– Алла Константиновна не работает, ходит по бутикам и скупает вещи? – предположила я.
Дядя Миша кивнул.
– Ей все равно, лишь бы взять. Размер, цвет, как сидит, ее не волнует. Во второй гардеробной складывают то, что совсем хозяйке не подходит. Да она и не интересуется судьбой тряпок. Свалит пакеты у входа и идет ванну принимать. Вторая ее страсть – разная косметика. Кремы, маски, лосьоны, гели. Есть третья гардеробная, там одних духов пять стеллажей, коробки в целлофан запечатаны. Я Марфе с Катей пока ничего про тот чулан не сказал. Вот если им тут надоест, тогда отведу туда.
– Они здесь на месяц поселятся, – пробормотала я.
– А и пусть, – засмеялся Михаил Степанович, – авось увезут большинство тряпок.
– Почему Алла Константиновна не раздает вещи бедным? – недоумевала я.
Дядя Миша исподлобья взглянул на меня.
– Зачем бомжам дорогое?
– А дочери? – не утихала я. – Они сюда не заглядывают?
– У тех свое добро, – хмыкнул собеседник, – они с матерью во вкусах не совпадают.
– Есть прислуга, – напомнила я.
Старший Корсаков цокнул языком.