Ермолова осеклась, ее глаза расширились.

– А у Петьки… – повторила я.

– Я только сейчас сообразила! – подпрыгнула на диванчике актриса. – Петьку впервые к Верещагину в проект позвали, вот он и хотел шанс не упустить, связи среди зрителей застолбить. Анекдот! Смешно! Муркин очень суетный! Ничего в нем от истинного актера нет! Дутая величина! Знаешь, он прихватил с собой вторые часы.

Я молча смотрела на Марфу, а та окончательно развеселилась.

– Нет, настоящий цирк. Я еще понимаю, когда женщина берет кофр с украшениями. Сначала она появляется в изумрудном комплекте, затем меняет его ну, допустим, на сапфировый. Нам простительно желание «выгулять» ювелирку, но мужику! Только сейчас вспомнила! Петька по коридору спешил, «альбертиками» сверкал, одну руку в карман пиджака засунул. Кто так поступает? Король дискотеки села Хрюкино? – Марфа закатила глаза. – И это чмо носит титул звезды экрана? Брр. Меня прямо передернуло! Фу. На второй руке у Муркина были часы, ремешок из стали с кожаными вставками. Отлично помню, он такой издалека приметный, необычный. Я подумала: «Ну, Петрилло не безнадежен. Может, завел богатую бабу? Она ему подарила элегантный «Фрэнк Дзи» [6] . Сам Петька эти часики не приобретет. «Дзи» стоят немерено, смотрятся просто, но знающий человек сразу сообразит, что на запястье у мужика не менее четырех миллионов. Ремешок от «Дзи», как вензель у «альбертиков». Знаковый аксессуар! Ну и что ты думаешь? Не вечер, а сплошное удивление! Сначала Вересаев не обосрался, а ведь должен был!

Я не смогла сдержать возмущения:

– Тебе не пришло в голову, что Алексей разобьется насмерть, упав с большой высоты?

Марфа привычно прищурилась:

– Ерунда! Там от силы метров десять! Не из самолета же он вывалился.

Я постаралась не измениться в лице. Десять метров! Марфа идиотка или прикидывается?

– Моя приятельница, – тараторила актриса, – Валерия, решила жизнь самоубийством покончить. Ну вообще‑то ей никто не поверил, потому что она прыгнула с балкона третьего этажа и даже не поцарапалась, угодила в гору песка, его для ремонта двора привезли. Анекдот. С какой стати Алешке с десятка метров грохнуться и умереть? Не смеши! Валерка с большей высоты прыгнула, и ничегошеньки!

Я решила не спорить с Марфой, а та продолжала:

– Петька в личные комнаты олигарха торопился с часами от «Дзи»!

– Ты же близорукая, – не выдержала я, – как их рассмотрела?

– Я дальнозоркая, – нехотя призналась актриса и быстро добавила: – У меня проблема с детства! Не от возраста! Я совсем молодая, но вдаль вижу шикарно, а вблизи нет. Поэтому и разглядела ремешок. Я, значит, постояла еще некоторое время за сценой и в зал на фуршет вернулась. Неприятно было, что пояс не нашла, но я вдруг успокоилась. У меня после спектакля, даже такого идиотского, как верещагинский, нервы на пределе, а потом отпускает. Пришла я на банкет, взяла бокал. Ба! Кого вижу! Петруччо! И как он успел до фуршета скорехонько добежать? Прямо престидижитатор [7] . Ха! Но самый прикол! Он снял свои «Фрэнк Дзи», посчитал их скромненькими, навесил на руку золотое фальшивое безумие. Ни ума, ни таланта! Зато пронырливости вагон. Вот такие люди сегодня волну успеха ловят! Фу!

Марфа схватила с тумбочки журнал и начала им обмахиваться.

– Ух ты! – закричала из глубины гардеробной Франк. – Здесь дверь! Еще одна комната! Вау!

Марфа повернула голову.

– Что там?

– Офигеть! Можешь спокойно отдыхать, – заголосила Катя, – не для тебя вещи, они молодежные. Не старперские! О! Кожаное платье! Круто!

Марфа положила руки мне на колено.

– Вилочка, конечно, жаль Ришу, но, видно, такова ее судьба. Я ничего плохого не сделала! Ну подрезала нитки! Кого это касается, кроме нас с Вересаевым? Дело личное. Ты никому не рассказывай! Я поделилась с тобой исключительно из хорошего отношения к тебе, как писательнице, и из уважения к ФСБ, в которой ты служишь. Только не делай большие глаза, я знаю, ты там работаешь, дорогая.

Эгоизм и наглость Марфы поражали. У актрисы кошачье умение спасаться. Киска, падая с высоты, старается расслабиться и приземлиться на четыре лапы. Марфа сначала перепугалась, услышав об убийстве Риши, но в процессе беседы успокоилась и сейчас пытается оседлать ситуацию.

– Я рассказала тебе правду, – продолжала Марфа, – потому что я добропорядочная, законопослушная гражданка. Ваш эксперт может сколько угодно изучать ножницы, он там крови Ирины не обнаружит.

Это была правда. Я сразу заметила около гвоздика, скрепляющего лезвия, крохотную темно‑коричневую ниточку и поняла: этот предмет использовали для того, чтобы испортить пояс. Но ведь одно не исключает другого. Марфа могла поработать над страховкой Вересаева, а затем лишить жизни девочку. Ножницы она вытерла, нитку не заметила.

Марфа моргнула и выдала пассаж:

– Если дашь честное слово никому не говорить о моей попытке пошутить над Алешкой, я ни одной живой душе не сообщу, что ты прикрываешься имиджем писателя, а на самом деле агент спецслужб, внедренный в среду творческой интеллигенции. Стукачей никто не любит, вокруг тебя образуется вакуум. Для всех будет лучше, если мы забудем о ножницах! Я пойду посмотрю шмотки, иначе Франк захапает все без разбора! Никому не скажу про смерть Риши, я умею держать язык за зубами. О’кей? Я не при делах. Ну, договорились? Я тебе про пояс ни словечка не обронила. Ты про шутку с Алешкой не болтаешь. А я про твою связь с ФСБ молчу. Выгодное предложение! По рукам?

После того как Марфа исчезла за стеллажами, я бесцеремонно взяла крохотную сумочку Франк и порылась в ней. Ничего интересного внутри не обнаружилось, губная помада, зеркальце, тоненький блокнотик и сотовый телефон. Никаких ножей или других, как пишут в протоколах, колюще‑режущих предметов.

Я вышла из гардеробной, позвонила Юре и спросила:

– Чем ты занят?

– Разговаривал с Верещагиным, – шепотом ответил он, – сейчас его Владимир в сторону отозвал. Что‑то мне их лица не нравятся.

– Где Муркин? – перебила я Шумакова.

– В соседней комнате с коньяком отдыхает, а что? – проявил любопытство любимый.

– Мне надо, чтобы ты посмотрел на подошвы его ботинок прямо сейчас, – велела я.

Юра хмыкнул.

– Не время шутить.

– Не спорь, делай, что прошу, это очень важно, потом объясню, – перебила я Шумакова, – жду на трубке.

– Угу, – забормотал он, – иду, бреду, вхожу, э‑хе‑хе.

– Не кряхти, – улыбнулась я.

Послышался шорох, тихий стук, вдали зазвучали голоса, я терпеливо ждала. Наконец снова раздался знакомый баритон: