Гайдар Аркадий
Шрифт:
Старуха. И что ты, неспокойный человек, ходишь, толчешься? Ну зачем ты аналой с места на место воротишь?
Прохожий. К свечам поближе, бабуся. Я сейчас двенадцать апостолов читать буду.
Старуха. И то — читай! Глядишь, ночь пройдет быстро.
Прохожий (смотрит в окно). Уже проходит. Заря близко. (Подошел и осматривает наружную дверь. Подумал и осторожно задвинул засов.)
Старуха (с тревогой). Ты почто, человек, засовом торкаешь? Солдат услышит — рассердится.
Прохожий. Молиться буду, бабуся. Не люблю, чтобы во время святыя молитвы лишний народ толкался. (Прислушался и громко вопит.) Помилуй мя, господи, и во благости своей прости мне прегрешения!
Удар приклада в дверь и снаружи голос.
Голос. Эй, там! Я вот во благости своей пущу пулю, тогда замолкнешь.
Старуха (сердито). Ты, прохожий, молись тихо. Ты скромно молись. А то, как бык, рявкаешь. Пустой ты, я на тебя посмотрю, человек. Так… все зря суетишься. (Смотрит на то, как прохожий вынул из сумки длинную веревку и старательно завязывает петлю.) Ну почто ты, скажи, из мешка веревку вытягнул? Здесь не лабаз, не чердак, а церьква. Место тихое. Ой, смотри, если ты что плохое задумал! На том свете взыщется. (Показывает на стену.) Глянь-ка, как они, черти, грешника в пекло тягнут. Иной черт за руки тягнет, иной за волосья. А он, видишь, не идет… упирается.
Прохожий. Бабуся!
Старуха. Ну!
Прохожий. Сделай божескую милость! Да помолчи хоть немного! Здесь не базар, а церьква. Место тихое. А ты тарахтишь, как сорока (показывает на мужика), вон человеку спать мешаешь. (Взял веревку и ушел куда-то в глубь церкви.)
Старуха (дергает сонного мужика). Василий, а Василий!
Мужик (сквозь сон). Ну!
Старуха. Пойди, Василий, глянь на прохожего.
Мужик. А что на него глядеть? Не картина.
Старуха. А он, Василий, не в себе, что ли? Все ходит, ходит, а сам этак руками… руками. Вот теперь веревку из мешка вытягнул, петлю завязал и ушел. Как бы думаю, греха не было: еще возьмет да в храме и удавится.
Мужик (равнодушно). Пусть давится. Все равно хорошего житья нету. (Трогает себя за плечо.) Эк офицер меня нагайкой срезал! (Опускает голову.) Спи, баба! Заря близко. (Лег.)
Старуха (встала и подошла к окошку). И то светает! (Смотрит.) Батюшки, а солдаты-то, солдаты! Коней ведут… седлают… запрягают!.. Унеси ты, господи, эту нечистую силу! (Отошла. Стала на колени и молится.)
Издалека слышно ржание коней, негромкие голоса. Молится старуха, наклоняя лоб до пола, а в это время сверху на веревке тихо опускается к полу пулемет. Стукнул пулемет об пол — глянула бабка, ахнула, кинулась к мужику и будит его. Быстро с наганом в левой руке и с двумя коробками лент в правой входит прохожий.
Прохожий. Отползите в угол! Ну, дальше… — дальше… Сидеть смирно! (Отцепил пулемет, поднимает его и ставит на аналой к подоконнику. Навел, прицелился.)
Старуха (тихо). Василий! Да что же это такое?
Мужик. Сошествие пресвятого пулемета с небес на землю. Терпи, баба, сейчас стрельба будет.
Резкий стук приклада в дверь. Прохожий кидается к двери.
Голос. Отворите, проклятые! Зачем заперлись?
Прохожий. Сейчас, господин солдат! Засов заело. (Хватает конец веревки и засов наглухо заматывает.)
Голос. Отвори, говорю! Ну, держись!
За дверью внезапный выстрел. Прохожий падает. Он лежит на полу, в руках его наган. Он пробует встать и не может. В дверь стучатся.
Прохожий (мужику). Встань и подойди к окну!
Мужик. Не пойду!
Прохожий направляет на мужика наган.