Спаситель хренов! Женился… чтобы она пошла за ним на верную смерть. Глупая романтичная дурочка и взрослый идиот, решивший сыграть… во что? Не важно! Малышка сама сделала выбор. Обратной дороги нет. А значит, не следует и беспокоиться о том, чего уже не изменить. Теперь не имеет смысла придумывать варианты уклонения от брачного обряда, которого не будет по умолчанию. Поиск лазеек в законах Карнаэла тоже не актуален. Потому что Катю уже не надо отправлять в шестой мир, она больше никогда туда не вернется…

Очередная улыбка на лице мужчины обнажила белоснежные клыки. В ней не было и намека на раскаянье. Предвкушение, азарт и безумие оголодавшего хищника промелькнули в жестком изгибе губ. Он мотнул головой, откидывая назад упавшие на лоб волосы. Пальцы его разжались, по телу прокатилась расслабляющая волна. Скоро все встанет на свои места и больше не придется мучиться от споров с самим собой. Осталась всего пара десятков шагов до двери каэры… а потом в путь.

Седьмой мир, один из лесов Саргона… алая листва, алый рассвет, алая кровь на руках Арэ…

Очередное видение отвлекло мужчину от размышлений и заставило поторопиться. Собственнические инстинкты болезненно взвыли, поддерживая всколыхнувшееся беспокойство. Каскад малоприятных эмоций Кати вызывал в нем настороженность и будил плохие предчувствия.

Тоска, опустошенность, обреченность и вдруг… надежда. А за ней стена отрешенности, умеренного интереса и холодного расчета.

Да что с ней происходит там? Вокруг ведь безопасно и даже дружелюбно. Первый Хранитель готов был поклясться в этом. В чем тогда дело? Обещанная Эрой ломка и потеря личности, что ли? Арацельс толкнул дверь ногой и вошел в каэру, не обратив внимания на то, как со стены к нему скользнул тонкий золотистый волосок и спрятался за отворотом сапога. Одно мужчина решил для себя наверняка: никто не смеет распоряжаться судьбой его женщины.

Никто… кроме него!

Легкий отпечаток чужого присутствия все еще царил в тщательно убранном помещении. Ни еды на столе, ни кувшина с вином, разбавленным снотворным, не было. Хозяин осмотрелся и, будто зверь на охоте, потянул носом воздух.

Мэл… Похоже, Арэ Фабиана сегодня ночевала в его покоях. Она и навела порядок утром. В том, что Катя перед своим ночным выходом отнесла оставшиеся продукты в хранилище, о местоположении которого не имела ни малейшего понятия, он сильно сомневался. Да и съесть она все, включая упаковку и посуду, вряд ли смогла бы. Зато черноволосая эйри позаботилась о чистоте, оставив после себя лишь легкий след присущего ей аромата. Хозяйственная и заботливая сестрица, жаль, что она так редко смеется в последние годы. Ему не хватало ее искренней улыбки.

Быстрым шагом мужчина пересек комнату и склонился над раскрытой тетрадью, оставшейся лежать на пустой столешнице. Она хранила отпечаток совсем другой женщины. Той, что листала исписанные страницы и читала его старые стихи… той, что сейчас была далеко и одновременно близко… той, которой несколько минут назад Эра подписала смертный приговор. Рука непроизвольно потянулась к Заветному Дару, но не успели пальцы толком лечь на страницу, как их больно обожгло.

— Я тебе! — прошипел бывший владелец тетради, обдав своенравную вещицу ледяным дыханием. — Хочешшшь к хозяйке, не сссмей сопротивляться!

Угроза, видимо, подействовала, так как страницы приобрели нормальную температуру и прекратили жалить кожу. Пробежавшись по первым строчкам стиха, Арацельс грустно улыбнулся, с губ его слетело имя Лили, а в глазах промелькнула привычная печаль. Пальцы поддели стопку страниц, решительно перелистнув их. Затем еще немного и еще… пока не появилось последнее четверостишье его закованного в рамки рифмы дневника.

Ты подожди еще немного,

Я заберу тебя домой.

Длинна подземная дорога…

Но я иду. И я… с тобой!

Зрачки Хранителя удивленно расширились, когда он узнал стихи, которые не записывал своей рукой, лишь однажды придумал их для той, кого хотел спасти. Но почерк был его, и цвет чернил, и фразы. Задумчиво проведя пальцем по темным строчкам, их автор посмотрел на соседнюю страницу. Пока еще пустую, без единого намека на текст, и… Мысли в голове его потекли в привычном русле, перед внутренним взором заиграли странные образы, отражая состояние мужчины, а в ушах зазвучала такая знакомая музыка слов. Строка, другая… и то, что наболело, вылилось в очередной стих, отпечатавшись черными буквами на чистом листе.

В глазах твоих ночной костер,

Упрям твой нрав, язык остер.

Ты рождена, чтобы любить,

Мечтать, творить и просто жить.

Но у судьбы другой расклад.

Все происходит невпопад…

Вокруг бушует море лжи.

Ты человек еще? Скажи.

На поле между двух огней

Ты пешка для шальных ферзей,

Двух демонических фигур:

Она — змея, он — самодур.

Тебя "съедят" или спасут,

А может, в жертву принесут…

Не важно, что. Не важно, как.