Шрифт:
Дэзи щурит ресницы, читает свой чемодан, наклейку за наклейкой, с отвращением и смехом, с восторгом и ужасом.
Читает.
1. Наклейка первая.
«St Jingolf HoSuisse».
На террасе Женевского озера розовый вечер.
Хозяин отеля поставил у баллюстрады два кактуса, чтобы клиенты знали, что мир Божий однообразен и что, сидя в Швейцарии, можно получать африканские впечатления.
Но Дэзи никаких впечатлений не получала. Она сидела в кресле, подняв ноги на перила террасы, обдумывала что-то и записывала в крошечную книжечку…
Услыша шаги Черри, она, не поворачивая головы, спросила:
— Ермакова считать или нет?
Черри пришла не одна. За ней шел маленький, черненький, кривоплечий и лопоухий молодой человек и нес в вытянутой руке дамский зонтик.
— Он нашел твой зонтик, — сказала Черри. — В награду я решила показать ему тебя.
— В награду выдается одна треть. Значит, ты ценишь меня в треть зонтика. Спасибо, молодой человек. Напрасно вы его нашли — он мне надоел.
Молодой человек хотел что-то сказать, задергался всем лицом, покраснел и смолчал, продолжая держать зонтик в вытянутой руке.
— Поставьте и сядьте, — утомленно пригласила Дэзи. Черри взяла зонтик и сказала кривоплечему:
— Вот это моя подруга. Сегодня ее зовут Майа.
Тот снова задергался, но на этот раз не смолчал.
— Майа? Это уменьшительное? А как полное имя?
— Майя, — сказала Дэзи.
— Мария?
— Нет. Майя.
— По-моему, такой святой не было.
— Совершенно верно. Меня назвали в честь грешницы.
Кривоплечий посмотрел на одну и на другую. Бледное лицо Дэзи было скучно и спокойно. Черноглазая румяная Черри сдержанно сжала губы, подернутые темным пушком.
— Черри! Считать Ермакова или нет?
— Ну, конечно. Что за вопрос?
— Да ведь я с ним даже ни разу не поцеловалась.
— Ну, так что ж? Тем лучше. Три месяца томилась и стихи писала.
— Да, это верно. Стихи были. А Генделя считать?
— Ну, что за вздор!
— Да ведь я же целовалась.
— Мало ли что, считаться со всяким ничтожеством.
— Ах, Черри, какая ты легкомысленная. Ермаков всего сорок восьмой номер. Так мы и до семидесяти не доберемся. Простите, молодой человек. Мы считаем мои романы. Я сегодня в деловом настроении.
Молодой человек покраснел, задохнулся и промолчал.
Дэзи опустила глаза и увидела его ноги в сандалиях — голые, сиреневого цвета…
— Иди в горы, Черри. А мы с этим отроком будем читать стихи. Вы любите стихи, отрок?
— Абсолютно не понимаю и терпеть не могу.
— Да? Ну так слушайте:
Они любили друг друга так долго и нежно, С тоскою глубокой и страстью безумно мятежной, Но, как враги, избегали свиданья и встречи, И были пусты и холодны их краткие речи…— Ну к чему это? — прервал кривоплечий. — Это все нездорово. Я вот в Женеве в школе… Чувствую себя отлично… Прежде был больной и нервный… Смотрите — никогда не ношу чулок, даже в холода. Надо, чтобы все было здор-ровое.
Дэзи сочувственно покачала головой и сказала:
— Взгляните, который час, — мне лень нагибаться. Взгляните мне на ногу.
Кривоплечий взглянул. У Дэзи на ноге на зеленом ремешке были прикреплены ручные часы.
— Как у вас все… неправильно… семь часов… все нездорово…
— Ну, идите домой! А завтра вечером приходите читать стихи. Это у вас чудесно выходит.
На следующий день кривоплечий пришел с утра, чтобы сказать, что вечером он прийти не может, потому что должен лезть на гору, чтобы себя закалить. Объявив об этом, просидел на террасе весь день, сбегал только позавтракать, и после обеда вернулся снова.
— Вы хотели читать стихи, — сказал он смущенно.
— Хорошо, — согласилась Дэзи.
И он сразу расхрабрился, улыбнулся саркастически и откинулся в кресле.
— Ну что ж, послушаем.
И на следующий день пришел с утра.
— По-моему, он в тебя влюбился, — недовольно говорила Черри. — И зачем было разводить такую гадость — бередить стихами дождевого червя? Бррр…
— Так что же теперь делать? Он ведь не уйдет.
— Прогони, и кончено.
— Трудно. Мне вчера показалось, как будто он плачет.
— Да как он смеет, вот нахал.
— Черри! Ты скажи ему что-нибудь… Скажи, что я не свободна, что я люблю другого.