– Лопатки у всех? – рявкнул Клепиков. И, не дождавшись ответа, крикнул: – За мной, славяне!

Удмурт Култышев даже не улыбнулся. Не хватало смелости улыбаться.

Наконец фашистам стали отвечать наши стволы.

Клепиков упрямо полз по снегу на злые очереди немецкого пулемета. С малой саперной лопаткой в руке.

За пять метров до пулемета он приподнялся, прицелился и метнул лопаткой в первого номера.

И промазал. Лопатка вскользь звякнула по каске пулеметчика. Тот чуть привстал на локтях и зачем-то повернулся к своему второму номеру. А потом стал оборачиваться, но этой секунды ему не хватило. Сержант Клепиков уже прыгал на него, крича что-то нечленораздельное и, скорее всего, матерное.

А за ним на немецких пулеметчиков бежали четверо рядовых.

Кочуров.

Щетнев.

Кутергин.

Мельник.

Немцы не ждали броска с фланга. И это им стоило жизни. Их зарубили лопатками.

– Подавай!! – заорал сержант на Кутергина.

Тот неумело схватил ленту «тридцатьчетвертого» «машиненгеверка» и стал ее придерживать, пока Клепиков разворачивал пулемет.

Короткими очередями Глеб стал садить по березовой роще, не видя немцев, но предполагая, что они где-то там.

– Ленту! Ленту меняй!!

– Как??? – заорал в ответ Кутергин.

– Бегом!!!!

Рядовой завозился в ранцах убитых фрицев. И достал только пачку сигарет и какую-то банку.

И внезапно, так же как начался, бой кончился. Резко так навалилась тишина. Конечно, не тишина. Только после разрывов мин и гулких хлопков карабинов и винтовок тишина показалась оглушительной.

Мимо вдруг побежали десантники.

– Клепиков? Почему ямы не роешь? – вдруг рявкнул густым басом пробегающий мимо старший лейтенант Малеев. Сержант не успел ответить. Командир разведроты исчез в лесу.

– Фу… Фубля… – заматерился Мельник. – Это что было?

Потом встал, навалился на березу и сполз в снег.

Кутергин кинул ему банку и уселся на труп немца:

– Теплый еще… – нервно засмеялся он, сдвинув шапку-ушанку на лоб. – Открывай консерву, не томи!

Немец тихо обливал дымящейся кровью из рубленых ран истоптанный – весь в гильзах – снег.

Мельник достал финку и в три движения вскрыл банку. Там внутри было нечто густое желто-белого цвета. Не задумываясь, он хлебнул тягучей жидкости.

– Сладко, – хриплым голосом сказал он. – На!

И протянул банку командиру.

Тот равнодушно сделал глоток. Действительно, сладко.

В три приема они прикончили банку.

– Пить хочется… – скрывая дрожь, сказал Кочуров.

– Сгущенка, она такая, – ответил ему Кутергин. И заел сладкую липкость розовым снегом.

Кочуров прикрыл глаза и ответил:

– Чё?

– Сгущенка, говорю. Молоко сгущеное. Сладкое. Я в Москве пробовал, – Кутергина вдруг пробило на разговоры. – Мы на ВДНХ были два года назад, в сороковом, вот тогда и попробовал.

– О! А Култышев где? – встрепенулся кто-то.

– Тут… – ответил ленивый голос. Рядовой Гоша Култышев лежал, раскинув руки крестом, и молча смотрел в мартовское небо.

– Ранен, что ли?

– А нах? – ответил Култышев.

– А пох…

Вдруг зашевелились кусты, и оттуда вышел почему-то немец.

Парни не успели ничего сказать, как тот послушно выбросил карабин в снег и поднял руки:

– Ich bin Kommunisten!

Немая сцена длилась около полминуты. Секунд десять точно.

После этого фрица сбили могучим ударом в спину. Старший лейтенант Малеев потер обмороженный кулак. Оглядел сцену боя и сказал только одно слово:

– Молодцы!

Потом потащил одной лапищей фрица в сторону шалашей. Немец волочился за ним ровно половая тряпка.

Сделав несколько шагов, комроты разведчиков оглянулся:

– Дохликов прикопайте, гляжу, и лопатки есть…

И утащил фрица за собой.

Старались парни не особо. Разгребли снег и уложили изрубленные немецкие тела в ямку. Потом стали заваливать. Молча. Потому как руки ходуном ходили и смотреть друг на друга было почему-то стыдно.

Чтобы скрыть смущение, сержант Клепиков стал разбираться с пулеметом. И только он его взял в руки, как появился Малеев.

– За мной, бойцы.

Все пятеро послушно побрели за командиром.

– Здесь стоять, – остановил он их перед шалашом комбрига. Через минуту оттуда вывели пленного немца.

За фрицем вышел и сам комбриг. Осунувшийся, с рыжей щетиной на почерневшем лице, но с прежним огнем в глазах.

– Выдайте им личное оружие, – скомандовал Тарасов.

Бойцы из взвода охраны сноровисто раздали винтовки отделению сержанта Клепикова.