– Напишем мы. Вы подпишите.

– И подписывать тоже не буду.

– Вы упрямец…

С этим Тарасов согласился.

– Значит, вы отказываетесь сотрудничать с нами? – прищурился обер-лейтенант.

– А вот этого я не говорил… – подполковник улыбнулся. Правда, улыбка получилась кривой. Наверное, из-за ранения. Наверное…

По какому-то странному совпадению – именно в тот момент, когда подполковник Тарасов и обер-лейтенант фон Вальдерзее обсуждали судьбу первого батальона, капитан Жук обходил своих бойцов.

Раненые отлеживались в своих шалашиках, ожидая ночных «уточек». Они не знали, что самолетов больше не будет. Вообще. Невозможно сесть на перемешанную жижу из стремительно тающего снега и болотной грязи. Разве что на поплавках. Не на лыжах. Только вот не было у авиации Северо-Западного фронта поплавков для «У-два». Последний самолет пару ночей назад так и не смог взлететь, завязнув по брюхо в болоте. Летчик ходил вокруг машины мрачный – все заглядывал под крылья, проверял зачем-то расчалки.

Да и в шалашах спать было уже почти невозможно. Вода протекала через хвойные подстилки, не обращая внимания на мат десантников. На этот же мат не обращали внимания и немцы, сменившие тактику.

По лагерю три раза в день открывала стрельбу какая-то батарея. И ведь ровно по расписанию. В девять, в час и пять пополудни.

«Завтрак, обед и ужин», – мрачно шутили десантники.

Количество раненых и убитых росло.

Необходимо было что-то предпринять. Но что? Идти по этой густой жиже почти сотню километров и с боем прорываться через линию фронта? С ранеными на руках?

– Твою же мать, все руки отбил… – внезапно сказал один из бойцов, когда Жук проходил мимо.

Капитан повернулся к десантнику. Этот был не из его батальона. Легкораненый.

– Фамилия, рядовой? Сиди, не вставай.

– Рядовой Пекахин, товарищ командир, – глядя сверху вниз, ответил боец.

– Почему ругаешься при комбате? – Война войной, а дисциплину поддерживать надо.

– Диск никак не могу зарядить, – пожаловался Пекахин. – Пальцы поморозил, не слушаются.

И впрямь. Диск для «ППШ» на семьдесят два патрона и здоровыми руками зарядить сложно. Пружина так и норовит выскочить и в лоб дать. Собирай потом патроны в снегу, ага… А пальцы у парня и впрямь… Почерневшие, опухшие…

– Это ерунда, боец. Главное, чтобы обмороженными пальцами ширинку вовремя расстегнуть, иначе…

– Иначе что?

– Валенки обледенеют.

И Жук пошел дальше.

Бойцы, слышавшие диалог, немедленно заржали. А ведь и впрямь. Ночью до минусовых температура еще опускается. Уснешь в мокрых – скукоживаются, обледеневают. У большинства валенки уже истерты до дыр. Вон, пацан сидит, пытается из обломка лыжи к дырявой подошве дощечку примотать. Проволочкой.

– Ботинки бы взял с убитых, – сказал ему капитан.

– Не могу, товарищ капитан…

– Да сиди, сиди. Экономь силы. Почему не можешь?

– Мама не велела с мертвых брать, – ответил боец и продолжил свое нелегкое дело.

– А босиком по снегу мама велела бегать?

– Нет, конечно, товарищ капитан. Велела беречь себя.

– Вот и береги, боец. Иди к врачам и подбирай себе обувь с убитых. И не майся херней. Бегом! – рявкнул неожиданно комбат.

Боец аж подпрыгнул от неожиданности. Из положения сидя.

– А у тебя чего, Петряев? – Этого Жук помнил.

– Да вот лыжу поломал… – вздохнул ефрейтор Петряев.

– А на хрена бинтуешь?

– Так больше нечем, товарищ капитан!

– Думаешь, поможет?

– А я не попереком, я вдолем сломал, товарищ капитан, – удрученно вздохнул Петряев.

– Ты как умудрился-то? – удивился комбат.

Вместо ответа ефрейтор только пожал плечами. И продолжил бинтовать длинную трещину, расколовшую лыжу до самого крепления.

– Думаешь, пройдешь по этой чаче? – кивнул Жук на окружающую грязь.

– Имущество-то казенное, товарищ капитан! – хозяйственно ответил ефрейтор. – Как бросить-то?

На это Жук только покачал головой.

И пошел дальше.

Оглядывать свое измученное воинство в грязно-черных, дырявых маскхалатах.

А под утро батальон неожиданно для немцев ударил по позициям, находившимся по другую сторону оттаявшего болота. Как десантники прошли через жижу и топь, волоча за собой раненых, проваливаясь в ледяную топь порой по грудь, никто, кроме них самих, не знает. Боевое охранение немцев тоже об этом рассказать не смогло. Сдохли, сволочи, вырезанные штык-ножами от «СВТ». А не надо спать у костра хваленым эсэсовцам.