– Нужно немедленно заключать мир! – в сердцах выпалил Рундштедт.

Об этом разговоре сразу же стало известно Гитлеру, который как раз беседовал с Клюге, вернувшимся после болезни из отпуска. Он был тут же назначен вместо «не оправдавшего надежд» Рундштедта.

15 июля Роммель направил Гитлеру телеграмму по телетайпу, в которой сообщал: «Войска повсюду сражаются героически. Но неравная борьба подходит к концу. Я прошу вас сделать необходимые выводы незамедлительно. Как командующий группой армий, считаю своим долгом заявить об этом со всей ясностью».

17 июля Роммель, возвращавшийся в свой штаб из Нормандии на автомобиле, был тяжело ранен в результате обстрела из самолета союзников. Так заговорщики лишились еще одного активного «штыка» – генерал-фельдмаршала, способного на решительные действия.

Высадка союзников в Нормандии также была большой неприятностью и для Штауфенберга, который считал, что в 1944 году она не произойдет или что во время высадки англо-американские войска понесут такие большие потери, что не смогут развивать наступление в глубину. Но его надежды не оправдались. После этого заговорщики Бек и Гёрдлер усомнились в целесообразности заговора, решив, что убийство Гитлера только ускорит крах Германии. Но они были уверены, что под угрозой распространения большевизма на запад союзники все же пойдут на переговоры с новым правительством Германии и что, даже при оккупации страны, удастся избежать ее разрушения и огромных жертв среди немецкого народа. Но молодые заговорщики во главе с Штауфенбергом были другого мнения. На основании докладов генерала Трескова, который стал начальником штаба 2-й армии на советско-германском фронте, они понимали неизбежность развала этого фронта и настаивали на ликвидации Гитлера прежде, чем советские войска выйдут на западные границы СССР.

– Мы должны показать всему миру и будущим поколениям, что борцы немецкого сопротивления осмелились предпринять решающий шаг, рискуя собственной жизнью, – заявил генерал. – Важно само действие. Все остальное по сравнению с этой целью ничего не стоит.

Заговорщики решили действовать немедля. Они спешили также и потому, что в Германии и оккупированных ею странах в это время все выше поднимало голову коммунистическое подполье, руководимое из Москвы. И чем больше сил набирало это подполье, тем меньше шансов оставалось у заговорщиков договориться с Москвой.

Но заговорщики в своих действиях пошли дальше. В июне вопреки совету Гёрдлера и других старых генералов они решили установить контакт с коммунистами. Сам Штауфенберг решился на этот шаг только для того, чтобы знать больше о планах других противников фашистского строя и при возможности использовать их силы для расширения базы восстания после свержения Гитлера. Он даже решился на встречу с руководителями коммунистического подполья, которая состоялась 22 июня в Берлине. Оказалось, что коммунистам многое известно о заговоре против Гитлера, но они хотели бы узнать больше и встретиться с крупными военачальниками. Сам Штауфенберг на встречу не пошел, поручив представлять его Рейхвену. Но гестапо стало известно об этой встрече, и все ее участники были арестованы, а позже казнены.

В конце июня 1944 года Штауфенберг был произведен в полковники и назначен начальником штаба командующего армией резерва, что позволяло ему отдавать приказы от имени командующего и открыло доступ в резиденцию Гитлера. Но к этому времени заговорщики поняли, что одновременно с фюрером им предстоит уничтожить также Геринга и Гиммлера, которые располагали реальной военной силой и могли помешать захвату власти. Все это собирался сделать Штауфенберг во время очередного совещания у фюрера.

11 июля его вызвали в Оберзальцберг для доклада фюреру. Он прихватил с собой бомбу. Но Гитлер в этот день на совещании отсутствовал. Террористический акт было решено не производить.

В следующий раз для доклада фюреру Штауфенберг был вызван 15 июля. На этот раз заговорщики настолько были уверены в успехе акции, что решили передать сигнал «Валькирия» за два часа до начала совещания. По этому сигналу танки из танкового училища, расположенного в Крампнице, должны были начать марш в сторону Берлина. В 11 часов (время начала совещания) сигнал «Валькирия» был передан некоторым частям берлинского гарнизона.

Штауфенберг с портфелем в руке, в котором лежала бомба, прибыл в конференц-зал фюрера в 13 часов, сделал доклад, а затем ненадолго вышел, чтобы сообщить по телефону сообщникам, что все готово к теракту. Но когда он вернулся в зал, то Гитлера там уже не обнаружил. Он тут же позвонил Ольбрихту, и генерал приказал войскам незаметно вернуться в места своей постоянной дислокации.

Следовавшие одна за другой неудачные попытки покушения внесли колебания в ряды заговорщиков. Одни опасались упрямства союзников, другие – раскрытия заговора сторонниками Гитлера. Тем не менее большинство настаивали на завершении задуманного, видя в этом последнюю возможность спасения Германии.

20 июля Штауфенберг снова был вызван в Вольфшанце для доклада Гитлеру. Выезжая туда, он созвонился с другими руководителями заговора и попросил всех быть наготове. Все участники были оповещены, что 20 июля – день операции «Валькирия». Штауфенберг ехал на совещание, имея в портфеле английскую бомбу замедленного действия. Сам он был полон решимости довести задуманное до конца.

Сама картина покушения на Гитлера 20 июля 1944 года хорошо описана многими авторами, поэтому я не стану тратить время на перепись уже известного. Важно другое – Штауфенберг подорвал бомбу, но убить фюрера не удалось. Штауфенбергу удалось благополучно покинуть Вольфшанце и вылететь в Берлин. Через три часа он узнал, что «Валькирия» все еще не начала действовать. Другие участники заговора чего-то упорно выжидали.

А. Гитлер не был убит. Бессознательное перемещение портфеля к дальнему краю прочного дубового стола спасло ему жизнь. Гитлер был сильно контужен, но легко ранен. У него были опалены волосы, на ногах появились ожоги, правая рука в синяках и временно парализована, упавшая балка оставила ссадину на спине. Многие присутствовавшие на совещании были убиты или получили тяжелые ранения.