Шрифт:
И вдруг дёрнулся, словно наткнулся на оголённый провод.
— А вот это уже вряд ли… — подхватился с сиденья и Дитрих.
Откликаясь эхом в каменных закоулках, звеня в стёклах окон и в кованом ажуре балконов, улицей прокатился стрекот очереди из МР-40, и тотчас же, гулко и басовитее, откликнулся советский пистолет-пулемёт.
Бреннер вопросительно вскинул подбородком:
— Что это? Он что, так и не дотащил свой жирный зад до магазина?! — злобно процедил Карл-Йозеф, очевидно, имея в виду зад коменданта, и впрямь не рассчитанный на марш-броски далее, чем из гостиной в столовую.
Уже перекинув ногу за дверцу «хорьха», Дитрих обернулся.
— Кто из них, герр гауптштурмфюрер? Кто ваш агент, чтоб мы ненароком…
— Не могу, не имею права!.. — нетерпеливо замахал на него тростью герр Бреннер. — Пусть уходят все, только… — он запнулся, будто подыскивая слова.
— Что ещё?! — запнулся уже в двух шагах Габе, выдернув из кобуры парабеллум и оттянув рамку затвора.
— Надо, чтобы они не догадались! Ну, что мы их выпускаем…
— Отлично! — скрипнул зубами штурмбанфюрер. — Я должен дать им перебить несколько своих парней для правдоподобия. Ausgezeichnet [7] !
7
Отлично! — (нем.)
И вновь на этой, нашей стороне…
Заставив невольно вздрогнуть Настю, сидевшую подле, рация вдруг ожила. Заскрипела тревожным мышиным писком, смигнув, как и обещала радистка, зелёным огоньком лампы. Ася подхватила наушники, сунула одну кожаную подушечку под каштановый локон, закрученный на ухе.
— Есть подтверждение полномочий старшего лейтенанта Новика… — раздался её голос в напряжённой тишине. — Разведштаб флота на связи. Дешифрую…
Деловито наслюнявив куцый огрызок химического карандаша, девушка пододвинула блокнот, чтобы записывать, но…
— М-м… — едва не поперхнувшись горячим чаем, отчаянно замычал у окна Войткевич. — Ничего не пиши, рыжая! — зашипел он на радистку почти немым шепотом.
— Это ещё почему? — вскинула на него детски-недоумённый взгляд Ася.
— Почему рыжая? — с наигранным удивлением вскинул бровью Яков Осипович.
— Почему не писать? — нетерпеливо и зло стукнула по столу карандашом Ася.
— А вот почему, мадмуазель… — с театральной учтивостью конферансье взялся Войткевич свободной рукой за складки портьеры и, резко рванув портьеру в сторону, выплеснул за подоконник, в чёрный провал, остатки горячего чая.
Кто-то, подавившись проклятием: «Donnerwetter!», шарахнулся из-под окна, словно дикий кабан в сухостое.
— Сахарку можно было бы и побольше… — хладнокровно перевёл Яков Осипович, отпрянув за откос окна. — Сеанс связи отменяется, не до этого… — вопросительно повернулся он к Новику. Всё-таки радистка была в его подчинении.
Пару секунд они выжидающе смотрели глаза в глаза.
— Передай… — тронув за плечо Асю, наконец распорядился Новик: — На связь выйдем в контрольное время… на случай засады… — выразительно посмотрел он на Войткевича и потянулся снять с гнутой спинки стула ремень шмайсера.
— Засады! — иронически хмыкнул тот. — А я так думал, что это вы блох занесли, мы пока что ни разу…
В следующую секунду и без того не слишком натуральная улыбка слетела и с его вызывающе безмятежного лица: с отчаянным стоном в коридоре распахнулась и ударила в стену входная дверь.
— Немцы! — крикнул, пятясь в коридор, матрос, посланный проверить часового. — Лёху сняли!
Белый пунктир очереди, вырвавшись из ППШ в его руках, унёсся в чернильную мглу двора, до дна которого не проникало и лунное зарево. Вторая очередь полоснула над головой Якова Осиповича, так, что он едва успел пригнуться — завернувшись в тяжёлую портьеру, как в саван, с подоконника рухнула громоздкая фигура. Вышитое крыло портьеры с бахромой, взметнувшись, запоздало прикрыло мятые гармошки кованых сапог. Перекатившись кубарем от окна, Войткевич оказался перед Сашей, который, забросив ещё дымящийся шмайсер за спину, волок Настю на кухню, бесцеремонно пригибая чуть ли не к самому полу, пока она, наконец, пискнув, не рухнула на четвереньки. Они поневоле запнулись и…
— Во дворе, в самом углу, канава!.. — схватил Сашу за локоть Войткевич, воспользовавшись этой паузой и перекрикивая грохот автомата над головой. Седоусый «боцман», оборвав цветастую занавеску, отделявшую от гостиной коридор и привалившись к косяку, палил в дверной проём, на улицу. — Она под забором ведёт в овраг! Вверх — к лесу, вниз — до моря!..
Яков Осипович, сидя, привалился к стене и выдернул из кобуры… Но не наган, а мятую пачку трофейных «Krebs der Lungen».
— Я знаю! — выбралась наконец Настя из-под мышки Новика. — От оврага до артельных баркасов рукой подать…
— Она проведёт! — кивнул Яков Осипович, заправляя в угол рта короткую сигаретку.
Саша кивнул тоже, будто бы соглашаясь, но тотчас же отрицательно замотал головой.
— Это что значит? — с насмешливым недоумением передразнил Яков Осипович эти его невразумительные движения головой.
— Это значит, она пойдёт с вами! — выкрикнул почти в лицо ему Саша. Теперь перестрелка зачастила сплошь, с прибавлением внушительного лая со двора «пилы Гитлера», ручного пулемёта MG-36, и глотку драть пришлось поневоле… — И Мария Васильевна тоже! Ложись!