– Нет. Я работать должна была тридцать первого.

– Но теперь же вы не должны, – резонно возразила Ба. – Так что поезжайте к маме и к сестренкам, встретите Новый год – это такой праздник, что его надо встречать с самыми близкими людьми. Расскажете маме, как вы устроились, чтобы она не волновалась. Возьмете вещи, какие нужны.

Но Женя отрицательно мотала головой – не поеду.

– Вы не купили подарки? – догадалась Ба. – Да разве можно из-за этого…

– Купила, – подозрительно всхлипнув носом, сказала Женька. – Маме чай, красивая такая коробка, Насте кофту, а Катюшке куклу говорящую… Только все это там осталось, у Ольги в магазине. И денег у меня нет на дорогу!

– Сколько стоит билет? – вскинулся Герман Иванович. – Я вам дам, Женечка, на дорогу.

– Я не возьму! – Женька бормотала едва слышно, но решительно.

– Женя, послушайте, – вступила Ба. – Билет стоит рублей триста в один конец?

– Двести пятьдесят, если общий вагон…

– Ни в коем случае! – всплеснул руками Герман Иванович. – Только плацкартный!

Но Ба не обратила на его реплику ни малейшего внимания, еще и рукой на него махнула, чтобы не встревал.

– Это ведь просто удивительное везение, что вы живете в Гарях, Женя. И вы очень поможете Герману Ивановичу, если на пару дней съездите домой и привезете ему орешков для лечения. Я уверена, – это ему поможет, я ведь врач. И вы поможете ему избежать огромных расходов: пятьсот рублей на билеты и двести пятьдесят на орехи – а за то же самое на рынке ему придется отдать пять тысяч. Это для нас, стариков, огромная сумма.

– Прошу вас, Женечка, поезжайте! – попросил наконец-то разгадавший гениальный соседкин план Герман Иванович и для убедительности принялся, охая и морщась, растирать колено.

– Я… ну тогда конечно… – смутилась Женя. – Только я вам деньги за билет верну со стипендии, Герман Иванович. Десятого января получу – и верну.

– Непременно! – возликовал Герман Иванович, поняв, что после праздника Женя с ее щепетильностью непременно вернется к нему, хотя бы для того, чтобы отдать деньги! А там Елизавета Владимировна еще что-нибудь придумает.

После ухода окрыленного Германа Ивановича и его сияющей от счастья «находки» Ба прилегла отдохнуть. Но ее приятные, сквозь дрему, мысли о Жене, Германе Ивановиче и других хороших людях, вспомнившихся к случаю, а также о том, что приготовить Левушке на ужин – полезную, но нелюбимую обоими тушеную капусту или все-таки куда более жизнерадостную творожную запеканку с изюмом и корицей, – нарушил звонок в дверь. Неужели опять эта женщина? Ба решила не открывать. Но в замочной скважине повернулся ключ, послышались шаги, возня, шуршание… и в комнату протиснулась елка.

Она была такая большая и пушистая, совсем не похожая на тощие облезлые деревца, обыкновенно продававшиеся перед Новым годом, что едва протиснулась в дверной проем. Протиснувшись, немедленно расправила зеленые мохнатые лапы, встряхнулась, и Ба услышала упоительный запах хвои. Елка была такая высокая, что Левушка выглядывал откуда-то из ее середины, наполовину прикрытый ветками. Лицо его сияло, совсем как недавно у Жени.

– Булечка, привет! – Праздничный вариант имени Ба, присвоенного Елизавете Владимировне в дни Левушкиного детства, в обиходе использовался нечасто, это означало, что Левушка собирается у нее что-то выпросить или что у него действительно отличное настроение. – Ты посмотри, какая красавица!

– Да зачем же ты? У нас искусственная есть, – говорила Ба, а сама уже ходила вокруг внука и елки, осторожно прикасаясь к колючим лапам и вдыхая чудесный запах мороза и праздника.

– Вот! Я же знал, что тебе понравится! – ликовал внук. – Нет, ты понюхай, понюхай! Это тебе не пластмасса!

Оказалось, что Левушка по дороге из академии заглянул на елочный базар по просьбе Германа Ивановича, купил ему елку, а потом не устоял перед этой красавицей. Они отложили на потом так и не приготовленный ужин – как раз на такие случаи человечество и придумало яичницу, нашла себе оправдание Ба, а если с колбасой, то тем более. И весь вечер увлеченно хлопотали вокруг гостьи, укрепляли ее в ведре с водой, куда Левушка почему-то велел бросить шипучие таблетки аспирина (на сей раз Ба не стала спорить с юным адептом фармацевтики), потом обкладывали ведро толстыми томами словарей и справочников – для устойчивости, привязывали елку к батарее бельевой веревкой и ужасно смеялись, представляя, как будет весело, если вся их сложная конструкция все-таки рухнет. Потом доставали с антресолей игрушки, освобождали их из газетной бумаги и радовались каждой, как старой знакомой. Закончив и умаявшись от хлопот, долго сидели перед елкой, любуясь огоньками и впуская в себя детское ощущение праздника.

– Дырявая голова! – хлопнул себя по лбу Левушка. – А соседу-то я елку не отнес.

– Как же ты две дотащил?! – весело удивилась Ба. – Давай беги к Герману Ивановичу, только не задерживайся, а я быстренько яичницу пожарю, ее холодной не едят. Только знаешь что… – задержала она внука. – Там у Германа Ивановича девушка.

– Да ты что?! – весело изумился внук. – Хорошенькая? Ты уже познакомилась?