Домой Ба пробиралась уже в сумерках, прижимая к груди драгоценную папку с завязками. «Ничего, мы еще повоюем», – бормотала она, адресуясь неизвестно к кому.

Поднявшись на свой второй этаж, Ба остановилась посреди коридора, с трудом переводя дыхание. Да, пожалуй, прав Левушка, по-хорошему надо бы прогулки отложить до весны, потому что таскать на себе сапоги и шубу ей не по силам. Но, с другой стороны, она же не медведь, чтобы сидеть в берлоге, да и жизнь зимой не останавливается. Но к Пустовалову Ба уже не пошла, хотя и очень хотела его обрадовать. Ничего, завтра прямо с утра… Пока она искала в сумке ключи, внизу хлопнула железная входная дверь, да так, что стены заходили ходуном.

– Чего ты тут пыхтишь? Опять куда-то носило тебя? И чего тебе дома не сидится? – со злостью спросила Галина и грохнула на пол две тяжелые сумки.

– Да тяжело в шубе ходить, – миролюбиво ответила Ба. – Галя, хорошо, что мы с тобой встретились. Я тебя попросить хотела: если придет к тебе та женщина вчерашняя, из районной администрации, ты не подписывай пока, пожалуйста, никаких бумаг насчет обмена квартиры, ладно? Может быть, удастся еще дом отстоять, да и обманут они тебя, не дай бог. Я еще помню, как первый этаж расселяли… Надо нам вместе держаться и вместе решать.

– А девка эта приходила уже, с утра прямо, – злорадно сообщила Галина. – Они мне денег обещают дать на ремонт. И просто так еще дадут. Я вот назло тебе перееду! Нашлась нянька, бляха-муха! То делай, это не делай! Ты мне кто? Никто! А лезешь! Я им так и сказала: пожалуйста, перееду с удовольствием!

– Да ладно, развоевалась! – примирительно сказала Ба. – Что, тяжелый день был?

– И не говори, – сразу сникла соседка. – Чуть с ума не сошла.

– Работы много?

– Да работы ни х… нет, там народ такой чистенький бегает, все на машинках подъезжают, ноги не пачкают. В библиотеку под вечер только студенты пришли, ну эти натащили маленько. А коврик на пороге, представляешь, каждый день два мужика приезжают на чистенький менять, – хихикнула Галина, уже успокоившись. – На машине! Ох…ть! Они, значит, на крылечко, грязный-то коврик – хвать – и в машину. Я за ними – куда, кричу, поперли, ложьте на место, а то милицию позову, тут рядом! А мент-то говорит – пускай, мамаша, забирают, они из клининговой компании, у нас с ними договор.

– Из какой компании? – не поняла Ба.

– Из клининговой! – без запинки воспроизвела новое слово Галина. – Ну, уборщицы они, как и я, только называются культурно.

– Так ты теперь тоже в культурном месте работаешь, – польстила Ба.

– А х… ли мне с этого? – пригорюнилась соседка. – Слово ведь лишнее сказать боюсь, весь день, как дура, «здрасьте» да «пожалуйста». Тьфу!

– Так-таки и ни слова? – не поверила Ба. – Ты молодец!

– Ну, когда сортир мыла, сказала пару раз, – смущенно призналась Галина. – Там такой сортир – у начальника нашего трамвайного парка кабинет был в сто раз хуже. И, б… недоглядела я, когда прибиралась, оказалось, что одна кабинка занята была, потом какая-то сучка вышла, так на меня посмотрела… Полный, короче, п…ц. Как ты думаешь, что мне за это будет?

– На первый раз, может быть, и ничего… – пробормотала Ба, но без особой уверенности в голосе. – Ты знаешь, я думаю, что и в туалете не стоит… разговаривать. Там наверняка везде подслушивающие устройства стоят. Лучше, Галя, не рисковать. Да ты и сама понимаешь.

Галина совсем сникла и, махнув рукой, принялась ковыряться в замке. Ба, улыбаясь в воротник шубы, открыла свою и вежливо попрощалась. Вместо ответа последовало лишь невнятное ворчание, но Ба сочла за лучшее его не услышать. Настроение у нее поднялось, и даже усталость как будто немного отступила.

Вернувшись домой поздно вечером, Левушка застал интересную картину. Ба, водрузив на нос очки и вооружившись лупой, сидела за столом, сплошь покрытым разномастными бумагами и газетными вырезками. Листки лежали также на диване, на пуфике, на принесенной из кухни табуретке и на полу.

– Та-ак… Что на этот раз? – без особого удивления поинтересовался внук.

– Курица в духовке, кастрюля с гречневой кашей в твоем старом пальто укутана, горячая еще, – поглядела на внука поверх очков Ба. – Не замерз?