Советское правительство 6 января 1943 года опять откровенно заявило о своих притязаниях на те районы Польши, которые Советский Союз оккупировал сразу после вступления немцев в эту страну. Советское правительство известило польское правительство в изгнании о том, что впредь беженцы из бывших восточных провинций Польши, которые теперь являются частью Советского Союза, будут рассматриваться как советские граждане. Польское правительство выразило протест в ответ на это противоправное заявление и обратилось за поддержкой к правительствам Британии и Соединенных Штатов. Британское правительство в очередной раз посочувствовало, но не предприняло никаких позитивных действий. Аналогично поступил и Рузвельт; 16 февраля 1943 года он дал понять польскому послу в Вашингтоне, что не согласен с советскими требованиями, но не может позволить этому мнению управлять своими действиями. Президент объяснил, что сейчас неподходящий момент для американского вмешательства в дела Москвы; советские армии одерживают победы в величайших сражениях, в то время как американское наступление в Северной Африке тормозится, и, кроме того, советское правительство выражает недовольство тем, что на Советский Союз легла основная тяжесть борьбы с Германией.

Польское правительство в изгнании продолжало настаивать, что не должно и не может быть компромиссов в споре относительно восточных границ Польши. Не говоря уже о принципе справедливости, поляки понимали, что не имеют конституционного права уступать какие-либо территории, и если все-таки пойдут на это, то потеряют поддержку польской армии и народа. То, что эти опасения имеют под собой реальную основу, стало ясно, когда 4 марта генерал Андерс, главнокомандующий польских дивизий на Ближнем Востоке, в приказе по войскам отверг советские притязания.

Этот конфликт и позиция польского правительства в изгнании начали раздражать британское правительство. Министерство иностранных дел почувствовало в этом опасность не только для военной коалиции, но и для дальнейшего мирного решения различных вопросов с Советским Союзом. Идеи высказал свои опасения во время визита в Вашингтон в марте 1943 года. Он сообщил президенту и Гопкинсу, что поляки становятся слишком назойливыми. Премьер-министр Сикорский, по словам Идена, похоже, договорился с правительствами малых государств на Балканах оказать поддержку его намерениям, «слишком большим», нереальным и исходящим из ожидания, что к концу войны Советский Союз и Германия будут значительно ослаблены, а польская армия и народ окажутся в выигрышном положении. Поддержка президента выразилась в предусмотрительном молчании; он только заметил, что судьбу Польши будут решать великие державы на мирной конференции и он намерен действовать в интересах мира на земле, а не заключать сделки с Польшей. Однако затем президент заявил, что поляки будут вынуждены пойти на компромисс с Советским Союзом в отношении границ, уступить районы на востоке и согласиться на компенсацию на западе, на те территории, с которых будут изгнаны немцы, – Восточную Пруссию и, возможно, еще какие-то районы.

В течение этого же периода советские дипломаты начали способствовать возрождению правительства-конкурента, которое бы стало действовать так, как это требовалось Советскому Союзу. С помощью Советов польские коммунисты учредили Союз польских патриотов.

В апреле польское правительство в Лондоне разорвало отношения с советским правительством. Причиной разрыва послужили вновь появившиеся документы относительно давних, необъяснимых событий. Когда летом 1942 года польское правительство в изгнании приступило к формированию армии из военнопленных и бежавших в Советский Союз, выяснилось, что польский офицерский корпус насчитывает намного меньше людей, чем ожидалось. Никто не представлял, где они и что с ними могло случиться. По последним данным, они были в лагерях для военнопленных в той части Польши, которую захватили русские, но с которой позже они отступили под натиском немецкой армии. Польское правительство всеми путями пыталось узнать об исчезнувших офицерах, но выяснить ничего не удалось. Поляки не забывали об этом таинственном исчезновении.

13 апреля нацистское радио распространило сообщение, что правительство СССР совершило умышленное убийство польских офицеров. Польское правительство предложило провести международное расследование этого факта, считая, что не может игнорировать подобное заявление, и 16 апреля обратилось с просьбой к международной организации Красного Креста направить в район Катыни, на место гибели офицеров, следственную группу. Поляки объяснили, что, даже если немцы использовали захоронение, чтобы оболгать русских, все равно, учитывая огромное количество деталей, сообщенных немцами об обнаруженных телах, и их категорические утверждения, что люди были убиты советской армией весной 1940 года, правительство вынуждено провести объективное расследование на месте. Неясно, был ли премьер-министр Польши Сикорский осведомлен о том, что это заявление будет опубликовано, а если знал, то способствовал этому или противился. 1 мая Сикорский заявил, что с ним не советовались, но, судя по различным сообщениям польских коллег, это кажется весьма сомнительным. Что абсолютно ясно, так это то, что военные элементы в правительстве и руководители польской армии почувствовали, что честь Польши и человеческая справедливость требуют разорвать завесу молчания и вынести приговор советскому правительству. Члены кабинета в полном составе поддержали это заявление, хотя некоторые вскоре пожалели о сделанном.

Возможно, что 1 мая Сикорский попросил Гарримана сообщить президенту, что он, Сикорский, теперь признает, что заявление было серьезной ошибкой, и не важно, правдами или неправдами, но он постарается пренебречь собственными чувствами ради успехов в войне. Сикорский спросил у Гарримана, не будет ли лучше, если Соединенные Штаты уговорят Москву уладить разногласия, сделав это так, чтобы он, насколько возможно, вышел из этой ситуации в соответствии с представлениями о достоинстве его коллег и польского народа. Сикорский показался Гарриману усталым и озабоченным предстоящей поездкой на Средний Восток для поддержания морального духа польской армии.

Спустя несколько дней Сикорский написал президенту письмо, в основном касающееся этого же вопроса. В нем говорилось: «Наше обращение в Международный Красный Крест с просьбой о расследовании обстоятельств смерти тысяч польских офицеров, возможно, подверглось критике в некоторых кругах. Понятно, что нам было трудно проигнорировать вскрывшиеся факты, тем более что многие поляки здесь и на Среднем Востоке имели близкие, товарищеские отношения с теми, кто был убит. Я надеюсь, что вы понимаете, что для части советского правительства эти действия не явились неожиданностью, но в результате все ополчились против Польского государства и польского правительства».

Сделав подобное заявление, польское правительство дало указание своему послу в Москве выяснить мнение правительства СССР в отношении заявления Германии.

Черчилль предвидел, что советское правительство, отразив нападение, нанесет сильный ответный удар. Лорд Галифакс, британский посол в Вашингтоне, 21 апреля заявил Хэллу, что обеспокоен желанием Черчилля отправить послание невозмутимому Сталину и хотел бы узнать, не собирается ли так же поступить президент. Рузвельта не было в Вашингтоне, поэтому Хэлл не смог ответить на этот вопрос.