– Тогда где же он сейчас?

– В гостинице или уже вылетел в Париж. А быть может, в милиции.

Слова моей подруги подтолкнули меня к решительным действиям, и я тут же взяла телефонную трубку. Набрав номер отеля, в котором остановился Жан, я назвала номер его комнаты и попросила с ним соединить, но на том конце передо мной вежливо извинились и сказали, что ключи от номера находятся на рецепции, а в самом номере никого нет.

– Его там нет. – Я отодвинула телефон и ударила кулаком по столу. – Его там ни черта нет!

– А я в этом не сомневалась. Только ты по столу не стучи. У нас у всех нервы ни к чёрту, но надо уметь держаться. Я знала, что его нет в отеле.

– Почему?

– Возможно, он уже в Париже.

– Да ни в каком он не в Париже! Нет его там!

– Он весь избит и еле передвигался. Да если бы он даже и смог уйти, то трассу бы не нашёл. Это для него нереально.

– Да для него всё реально. Жить захочешь, не до трассы, до Парижа дойдёшь.

– У него вещи все в гостинице. Как бы он в таком виде приехал в аэропорт? Им бы сразу милиция заинтересовалась. Что-то тут всё-таки не так. Чует моё сердце, что наши с тобой мысли не в том направлении движутся.

– Может, твоё сердце сможет рассказать тебе, где твой Жан?

– По этому поводу оно пока молчит.

– Ну, если заговорит, то дай мне знать. Я закрыла глаза и в который раз представила Жана. Господи, как же хорошо было ещё совсем недавно. Ничто не предвещало беды, и я находилась под защитой его жарких объятий. Всё рухнуло в один миг. Наша любовь, наша надежда и наша спокойная жизнь. Меня охватило жуткое чувство одиночества, обречённости и даже бессилия. Несмотря на своё тяжелое внутреннее состояние, я попыталась не упасть духом окончательно и взять себя в руки.

– Знаешь, а может, мне в милицию пойти и рассказать всё, как было? – Я задала свой вопрос шёпотом, несмотря на то, что мы были в квартире одни.

– Зачем?

– Затем, что у меня нет другого выхода. Не могу же я жить в бегах и не знать, где мой любимый человек.

– Как ты пойдёшь в милицию, ты же убила человека?

– Пусть меня за это осудят, – проговорила я и ощутила, как меня замутило.

– Что значит осудят? Ты в тюрьму, что ли, хочешь сесть?

– Нет, – предельно честно ответила я.

– Тогда зачем говоришь такие вещи?

– Я подумала о том, что, как ни крути, меня всё равно найдут. Так, может, лучше мне самой явиться с повинной. Глядишь, срок меньше дадут.

– Срок?! – Лейсан закашлялась и налила себе полный стакан воды. – Ты хоть можешь себе представить, что такое срок?

– Могу, – убийственным голосом ответила я и потерла рукой мокрый от пота лоб.

– Ну и что это такое?

– Это потеря нескольких лет жизни.

– В том-то и дело. Жизнь такая короткая. Это кажется, что она длинная, а не успеешь оглянуться, она уже к концу подходит. И несколько лет жизни ты просто теряешь. Ты собралась сознательно укоротить себе жизнь. Ты молодая, интересная девушка. Получила превосходное образование и хорошее место на фирме. Ты всегда всего добивалась сама. А теперь ты решила всё это перечеркнуть и загреметь в тюрягу?! Всё, чего ты достигла, взять и послать коту под хвост?! Так нельзя!

– Что же мне тогда делать?

– Найти хорошего адвоката.

– На хорошего адвоката нужны хорошие деньги.

Я даже свою машину не смогу продать, потому что к собственному дому не могу подойти. Там, вне всякого сомнения, дежурят люди Влада, и у них есть ключи от моей квартиры.

Лейсан нервно достала из кухонного шкафа полупустую пачку сигарет и протянула её мне. Не сговариваясь, как по команде, мы одновременно закурили, молча стряхивая пепел в маленькое блюдце от кофейной чашки.

– Томка, – не выдержала Лейсан и в силу своей постоянно болтливости нарушила молчание первая.

– Что?

– А ты уверена, что твоя бабушка непричастна к исчезновению драгоценностей?

– Вполне.

– Почему такая уверенность?

– Потому что это моя бабушка.

– И что?

– Ну ты сама посуди. Я у моей бабули была единственной внучкой, в которой она души не чаяла и любила меня такой бесконечной любовью, делая всё возможное, чтобы мне было хорошо и спокойно. О такой бабуле можно только мечтать. Да моя бабушка никогда и ничего не могла бы спрятать. Она бы мне последнее отдала. Никаких сумасшедших денег у нас отродясь не было. Ты же сама знаешь, что мы не жировали. Конечно, она на гаданиях и приворотах зарабатывала и нам с мамой, чем могла, помогала, но в роскоши мы не купались и ничем особенным среди других семей не выделялись. Даже если предположить, что она и в самом деле чужие драгоценности забрала, то куда бы она их дела? Она не могла умереть и ничего мне о них не рассказать. Тогда на кой чёрт они ей сдались, если она сама ими не пользовалась и другим не давала? Я слишком хорошо знаю свою бабулю. Она никогда ничего не брала. Просто люди её недолюбливали, боялись и часто на неё наговаривали.