– Что же вы так долго шли то милый вы мой?!
– спросил Николай Егорович, давая голосом понять, что выражение «милый мой» имеет здесь лишь переносное значение.

– А вы почему к дантисту вовремя не ходите?
– спросил Глебов испытывая от своей дерзости прилив мальчишеской энергии. Дальше он надеялся разговор пойдет шутливый по форме и доверительный по содержанию.

Однако майор не дал ему такой возможности.

– Дантист - это зубной, что ли!
– спросил он довольно неприветливо.
– Так я хожу к нему своевременно. А вы почему не ходите?

– Боюсь!
– ответил Глебов.

Уже два дня Демин и Славка прятались от Алены., что делать?

Она решила сама идти к этим двум трусливым улиткам. Но к кому конкретно? К Славке? Нет К Славке не надо. Пусть он и грамма не почует, что Алена в нем Заинтересована. Хрен тебе, Славик!

План Аленин был простой и жесткий. Пригнать обоих хмырей к себе на дачу - благо родителей нету, взять пистоль якобы на время. А потом сказать (через это самое «время») украли, представляете? Хочешь, чем хочешь поклянусь!

Да они еще и обрадуются - значит, можно будет сказать! ничего не было, ничего не видал. Вся ответственность на Алену! Они это запросто!

Наглотавшись таким образом злобы и презрения, как некоторые любят наглотаться валерьянки - для спокойствия нервов. Алена отправилась осуществлять свой план. Взошла на крыльцо деминского дома, подергала дверь - глухо, как в танке но все- таки решила обойти вокруг - мало ли, что бывает.

И вот шагов через десять увидела полусарай, а может полухибару, потому, что она была жилая. Горел какой-то допотопный агрегат. Из глубин интеллекта Алена выскребла слово «керосинка» - вот как это называется! Использовалась для поджаривания мамонтов. Теперь же на ней стоял алюминиевый чайник, похожий на джентльмена, попавшего под хороший ливень, - чайник был мятый и с опущенным носиком.

Алена сделала еще несколько шагов, заглянула внутрь и увидела Демина. Он сидел на раскладушке застеленной одеялом того типа, которые Алена в своем детстве звала «кусачими». К тому же одеяло было зеленое с бордовыми полосами, то есть окончательно дикое.

Сам Демин, сидя на всем этом вышеперечисленном, ел ложкой частика в томатном соусе и заедал белым хлебом, откусывая от булки-сайки всякий раз весьма немалые куски. Алене видеть это было удивительно и неприятно, а опытный человек сейчас же догадался бы, что Демин специально налегает на хлеб, экономя более дорогостоящий частик.

Иногда он откладывал сайку, брал граненый стакан с бледным чаем, отпивал глоток и откусывал кусочек сахару - килограммовая пачка «рафинада быстрорастворимого» лежала тут же.

Прошло мгновение, Демин почувствовал, что на него смотрят. А вернее, почувствовал, что света стало меньше, ведь Алена стояла в дверях. И поднял голову. Спрятаться и вообще, что-то улучшить в наступившем моменте было уже невозможно. И он сказал, все же невольно отвечая на ее незаданный вопрос.

– Я здесь живу временно. На лето.

И увидел, что на стенке, на вбитом, может быть, еще дедовской рукой ржавом гвозде висят его зимнее (а по-настоящему демисезонное) пальто и шапка. И Алена увидела это.

– А почему?
– Она испытала потребность назвать его по имени. И поняла, что не знает, как его зовут Демина!

– Дома тесно.

«Для сына тесно! И за столом ему тоже тесно?»

Но тут же «взяла себя в руки» подумала: «Мое какое дело? Меня о чем-нибудь просят? Значит меня не касается».

Они переглянулись. И опять поняла Алена, что никогда не решится спросить его мол, не нужна ли тебе моя помощь? Не решится1 «Мы же не на Тимуровском сборе! « И Демин это понял, снова взял свою сайку стал рубать даже еще зубастее и устремленной. Ел «назло».

Надо было поддерживать его игру. Алена выждала какое-то время сказала своим обычным надменным голосом.

– Насытишься сходи к этому хмырю. Я собираюсь сделать сообщение для печати. Жду вас у себя на террасе.

Алена ушла а Демин по инерции - без всякого стало быть аппетита и безо всякой пользы - доел банку с частиком. Еще в далеком детстве бабка учила (не его конечно а мать, но пригодилось в результате ему!), что нельзя в железе оставлять томатную рыбу. Обязательно в стеклянную баночку и в холодильник.

А у него ни «баночки» ни тем более холодильника. Доел, швырнул банку в крапивные заросли, которые вместе с полуразвалившимся забором отделяли их от соседей. Припомнил все происшедшее Да ничего не скажешь паскудно ел! Кормление диких зверей! Не слабо Алене было полюбоваться как он сопит и чавкает. Сидит в какой- то грязи жрет какую-то дрянь!

А ведь все могло быть другое. Абсолютно! Вообще не из этого кино. Он просто поленился. Лег в нору как последний хомяк, дождь, мразь - не пойду сегодня Вкалывать.