Нет, больше такой ошибки он не допустит. Надо найти способ отлучить Юну от Нестора. У ненависти огромная поражающая сила, она как бомба в руках террориста-смертника, убивает и того, кто ею обуян.

Как, как помочь Юне? Она не из тех, кто легко отказывается от своих намерений.

Сперва она должна перестроиться в самой своей глубине.

Сама. Без внешнего давления…

Но под тяжестью понятных доводов.

Может быть, ее убедят примеры из жизни других гуру и зомби?

Идея так захватывает Василия, что он, не смакуя, приканчивает вкусную светлость пива, вместо полноценного горячего ужина заказывает несколько бутербродов и, завернув их в салфетку, отправляется в номер, к своему ноутбуку. Сочинять что-то вроде трактата.

«Гуру – это мерин, который не дает потомства».

Звучит как афоризм. Но нет, в качестве первой такая фраза не годится. На удар похоже. Все равно что, приступая к переговорам, дать собеседнику в морду. Юну точно не убедит.

Тогда с чего начать?

А я сам попадал в капкан к какому-нибудь гуру?

В детстве, в юности – точно нет. В дворовых шайках было скучно. Неизобретательно хулиганили приятели, а иногда – мерзко. Гораздо интереснее было читать. От одного собрания сочинений к другому: светло-зеленый Дюма, темно-зеленый Стендаль, болотный Достоевский, голубой Чехов, бежевый Толстой, – все с домашних полок. Ни один из классиков не подмял под себя, все только освобождали. С обернутой в кальку книгой шлялся по Москве, чаще всего в одиночестве.

Впервые окормился… или оскоромился? – в универе. Звали того соблазнителя Борисом. Борисом Леонидовичем. Пусть не родственник, а только омоним поэта… Имя-отчество данный субъект использовал как стартовый капитал для того, чтобы выделиться.

Тоже учился на журфаке, но не на дневном, как Василий, а на вечернем отделении. По утрам Борис репетиторствовал – подтягивал отпрысков обеспеченных родителей перед вступительными в вузы. Нескольких клиентов получал официально, от фирмы «Заря». (Частные услуги населению: мытье окон, уборка квартир, няньки и репетиторы. Государственная такса, налоги и все такое. Чтобы не считаться тунеядцем.) Но основная часть учеников нигде не регистрировалась. Талантливый учитель собирал группу человек из шести.

С носа в начале девяностых платили уже довольно солидные суммы, но и тогда, в начале восьмидесятых Б.Л. смотрелся богачом. Честный был бизнес, между прочим. Частники давали только знания и навыки письма.

Совсем другое дело развилось потом, когда штатные профессора и доценты стали натаскивать оплаченных оболтусов на определенные ключевые слова и формулы в сочинениях, по которым потом их опознают и поставят гарантированный за баксы проходной балл.

Борис сам пожаловал как-то в общежитие, где Вася дневал, а иногда и ночевал на свободной койке у кого-нибудь из однокурсников. Незнакомец вмешался в спор о том, можно ли на экране документально показывать трупы.

Когда Вася закипятился, Борис сделал задумчивое лицо и ни с того ни с сего нарочито сладеньким голосом спросил:

– За что ты, старик, так меня не любишь?

Был он под два метра, с развитым плечевым поясом, густой черной шевелюрой и греческим профилем. Классический мачо.

Васе стало неудобно перед старшим, он замешкался, соображая, не всерьез ли его обвиняют, а если это шутка, то как на нее реагировать… А тот окончательно прихлопнул:

– Нет, зря ты все-таки меня не любишь.

После этого спорить было нелепо.

Потом, когда появлялся кто-то новый, Борис наклонится к Васиному уху и ласково подзуживает:

– Давай его обидим.

Вася молчал и тем самым делался соучастником.

Следующий момент инициации осуществлялся уже публично. Например, поднимались они на длинном эскалаторе «Маяковской», навстречу – симпатичная незнакомая парочка. Целуются.

– Отдай бабу! – негромко выкрикивает Борис.

А когда парнишка звереет от бессилия, бежит вверх по спускающейся вниз лестнице, Б.Л. безнаказанно добавляет:

– Отдай, зачем она тебе?

Пустячок, но за счет случайного встречного добыта энергетическая прибавка.

Еще эпизод. Все чуть не с рукоприкладством обсуждают, например, правильно ли судья назначил пенальти или принадлежит ли к литературе последний роман Рыбакова, а он вдруг совершенно невозмутимо и негромко шарахнет:

– Все-таки нет такой женщины, которая могла бы не дать Борису Леонидовичу.

Осаживал Борис и факультетских кумиров.

– А может быть, Дед просто дурак? Гениальный дурак… – говорил он про Васиного профессора, на семинар которого была допущена только студенческая элита.

Вгонял Василия в краску, представляя незнакомым как своего друга и самого башковитого на дневном отделении журфака. «Светлая голова у парня!»

Чуть не снесло крышу от таких комплиментов.

Чуть…

Ведь через несколько месяцев после знакомства Борис Леонидович поделился с опекаемым салагой самой главной своей тайной: «Между нами… Где-то в глубине души я понимаю, что все, кроме меня, говно…» – и так проникновенно, почти любовно посмотрел в глаза, что и обижаться неудобно.

А использовались-то всего лишь элементарные составляющие любого гурения – беззастенчивая лесть, хамско-ватое высокомерие… Женское кокетство покоится на этих же двух китах.