Однако, судя по всему, его и сегодня не будет. Рони была уже не в силах больше ждать, она встала, чтобы уйти.

И тут он пришел. Но сперва она услышала его свист в ельнике и, не помня себя от радости, кинулась к нему навстречу. А вот и он! И тащит какой-то большой узел.

– Я перебираюсь жить в лес, – сказал он. – Я больше не могу оставаться в замке Борки.

Рони глядела на него с изумлением.

– Почему?

– Я не выношу попреков, – сказал он. – С меня хватит и трех дней ругани.

«Молчание Маттиса хуже любой ругани», – подумала Рони. И вдруг поняла, что ей надо делать: если жизнь становится невыносимой, ее надо изменить! Бирк не побоялся этого, почему бы и ей так не поступить?

– Я тоже уйду из нашего замка, – решительно сказала она. – Да, уйду!

– Я родился в пещере, – сказал Бирк, – и смогу жить в пещере. А ты сможешь?

– С тобой хоть где, – ответила Рони. – А уж в Медвежьей пещере и подавно.

Окрестные горы славились пещерами, но ни одна из них не походила на Медвежью. Рони давно знала о ней от Маттиса, пожалуй, с тех самых пор, как стала проводить все дни в лесу. Он когда-то сам любил там ночевать. Еще мальчишкой. Летом. А по зимам в пещере спят медведи, рассказывал ему Лысый Пер. Потому он и назвал пещеру Медвежьей. Ее и теперь так называют, хотя медведи там уже не живут.

В пещеру эту, расположенную высоко в скальной стене, можно было попасть, только пройдя по узенькому козырьку над пенящейся рекой, и это было очень опасно. Но перед самым входом в пещеру козырек расширялся. На этой площадке можно было сидеть и смотреть, как в сверкании и блеске встает новый день над горами и лесами. Рони уже не раз сидела там. Да, в этой пещере можно жить, это она точно знала.

– Я приду туда вечером, – сказала она. – Я тебя застану?

– Конечно, – ответил Бирк. – Я буду тебя там ждать.

В тот вечер Ловиса пела Волчью песню, как пела ее всегда в конце дня, каким бы он ни оказался – счастливым ли или печальным, – пела для Рони.

«А ведь я слышу ее в последний раз», – подумала Рони.

И печаль охватила ее. Да, тяжело расставаться с матерью, но еще тяжелее не быть больше дочерью Маттиса. Поэтому ей и надо уйти в лес, даже если она уже никогда не услышит Волчьей песни. И уйти надо сейчас же. Как только заснет Ловиса. Рони ждала, лежа в постели, и глядела на огонь. Ловиса беспокойно металась на своей широкой кровати, но наконец все же затихла, и по ее ровному дыханию Рони поняла, что она спит.

Тогда Рони тихо подошла к кровати и долго глядела на спящую мать, освещенную неровным светом догорающего огня в очаге.

«Дорогая моя Ловиса, – думала она, – кто знает, увидимся ли мы еще когда-нибудь».

Волосы Ловисы рассыпались по подушке. Рони пальцем дотронулась до светло-каштановой пряди. В самом ли деле это ее мать? Ведь она во сне выглядит просто девочкой. И у нее совсем измученный вид. Ей, должно быть, очень одиноко лежать без Маттиса в такой широкой кровати. А теперь еще и дочь покидает ее.

– Прости меня, – прошептала Рони. – Я не могу поступить иначе.

Крадучись, вышла она из зала и взвалила на плечо свой узел, который еще днем спрятала в чулане. Он был такой тяжелый, что Рони еле его тащила. Поэтому, как только она дошла до Волчьей Пасти, она швырнула его наземь, и узел покатился прямо к ногам Тьёге и Тьёрма, которые стояли в дозоре. Конечно, теперь Маттису было не до того, чтобы расставлять охрану вокруг замка. Но за это дело с большим усердием взялся Лысый Пер. Тьёге вытаращился на Рони, как на привидение.

– Чур меня, чур меня!… Заклинаю тебя всеми злобными друдами, скажи, что ты здесь делаешь среди ночи?

– Я ухожу из замка, – сказала Рони. – И буду жить в лесу. Передай это Ловисе.

– А чего же ты это сама ей не сказала?

– Она бы меня не отпустила. А я не хочу, чтобы меня задерживали.

– А что твой отец скажет? – спросил Тьёрм.

– Мой отец? – повторила Рони. – Разве у меня есть отец?

На прощание она пожала разбойникам руки.

– Передайте всем привет, а Лысому Перу особенный… И знаете что, вспоминайте обо мне по вечерам, когда будете петь и плясать, ладно?

Этого Тьёге и Тьёрм уже не могли вынести. Слезы градом покатились у них по щекам, и Рони тоже всплакнула вместе с ними.

– Боюсь, – мрачно произнес Тьёге, – что в нашем замке уже свое отплясали.

Рони с трудом подняла свой тяжелый узел и снова вскинула его на плечо.

– Скажите Ловисе, чтобы она особенно не убивалась. И беспокоиться обо мне тоже не надо! Если я понадоблюсь, она всегда сможет найти меня в лесу.

– А что нам сказать Маттису. – спросил Тьёрм.

– Ничего, – ответила Рони и горько вздохнула. И ушла.