Шрифт:
– Маттис. А кто же еще? – ответила Рони. – Давным-давно, когда он еще перебирался летом в Медвежью пещеру. Ой, как он любит лососину! С детства он считал ее лучшим лакомством.
И Рони замолчала. Сейчас ей не хотелось думать о том, что любит или чего не любит Маттис. Тут ей вспомнился ее сон – его она тоже хотела как можно скорее забыть. Но эти мысли, словно назойливые мухи, все возвращались и возвращались. Пока она не увидела бьющегося в сети, сверкающего чешуей лосося.
Вот так рыбина! Такой хватит на неделю, не меньше. Выпутывая здоровенного лосося из сети, Бирк радостно сказал:
– Теперь голодная смерть тебе не угрожает, сестра моя. Это точно.
– Точно, – сказала Рони. – Но только до тех пор, пока не наступит зима.
Однако до зимы было еще далеко, что сейчас о ней думать?… Пока хватает и других забот.
Они потащили лосося наверх, к пещере. Выпотрошенный, покачивался он на палке, пропущенной сквозь его жабры. Кроме того, они еще прихватили и поваленную порывом сильного ветра березку, подвязав ее комель ремешками к своим поясам. Они как бы впряглись в нее и, словно пара дружных коней, поволокли тяжелый ствол на гору. Ведь без толстого дерева им теперь не обойтись. Надо выдолбить миски и смастерить другие предметы домашнего обихода.
Перед тем как тащить березку наверх, Бирк обрубил у нее все ветви, но при этом топор выскочил у него из рук и оцарапал ногу. Из ранки брызнула кровь, и Бирк оставлял за собой по тропинке кровавый след, но он не обращал на это никакого внимания.
– Пустяки! – сказал он. – Потечет – перестанет.
– А ты не задавайся! – сказала Рони. – Может, сюда забредет медведь, учует запах крови и побежит по твоему следу, полакомиться.
Бирк рассмеялся:
– А моим копьем он не хочет полакомиться?
– Ловиса, – задумчиво проговорила Рони, – всегда прикладывала к кровоточащим ранам сухой белый мох. Пожалуй, мне тоже надо им запастись, кто знает, когда ты снова рубанешь себя топором.
И Рони в тот же день принесла из леса немного мха и разложила его на солнце, чтобы высушить. А Бирк за это время поджарил большую рыбину.
Лососины они наелись до отвала. Много дней кряду они только и делали, что жарили лососей да выдалбливали березовые миски. Заготовить для них чурбаки было делом нехитрым. Вот дети и рубили по очереди топором, и уже через несколько дней перед входом в пещеру лежали штук пять отличных чурбачков, которые, казалось, только и ждали того, чтобы стать мисками.
Поначалу они решили выдолбить пять штук. Однако уже на третий день Рони вдруг спросила:
– Как ты считаешь, Бирк, что хуже: давиться жареной лососиной или долбить ножом дерево до кровавых мозолей на ладошках?
Бирк не знал, что ответить – и то и другое вызывало у него одинаковое отвращение.
– Эх, была бы стамеска! Резать дерево ножиком – мартышкин труд.
Ведь кроме ножа у них ничего острого не было, и они, сменяя друг друга, старательно долбили чурбаки, пока не получалось нечто отдаленно напоминающее миску.
– Клянусь, что никогда в жизни больше не возьмусь за миску! – воскликнул Бирк. – Давай сюда нож. Я наточу его в последний раз.
– Нож? – переспросила Рони. – Он у тебя.
Бирк покачал головой.
– Нет, ты его взяла. Где он?…
– Нету у меня ножа, – сказала она. – Ты что, не слышишь? Нету.
– Куда ты его дела?
Рони разозлилась:
– Это ты его куда-то задевал, а не я. Ты последний строгал.
– Нет, ты, – сказал Бирк.
Рони помрачнела и молча принялась искать нож. Она искала везде: и в пещере, и на площадке, и снова в пещере, и снова на площадке. Ножа нигде не было.
Бирк недобро взглянул на Рони.
– Я тебя предупреждал: без ножа мы в лесу пропадем.
– Во-первых, – сказала Рони, – надо было тебе лучше за ним глядеть. А во-вторых, только гады валят с больной головы на здоровую.
Бирк побледнел.
– Ну что, дочь разбойника, верна себе? Чуть что – выпускаешь когти! И я почему-то должен дружить с тобой!
– А кто тебе велит, разбойник из шайки Борки! Дружи со своим ножом, если сумеешь его найти… А вообще, катись-ка ты ко всем чертям!…
И, громко всхлипнув, она выскочила из пещеры. Бежать, бежать в лес, хоть в тартарары, только не видеть этого гада. Никогда не видеть! И никогда больше не говорить с ним.
Бирк глядел ей вслед и злился все больше и больше.
– Вот-вот, – кричал он, – пусть тебя утащат злобные друды, ты с ними одной породы!
Тут взгляд его упал на мох, который подсыхал на солнце. Глупая выдумка Рони! И Бирк со зла раскидал его ногами. Подо мхом лежал нож. Он долго глядел на него, прежде чем поднять. Ведь они так старательно искали его везде, и во мху, к слову сказать, тоже. Как же нож оказался здесь, и по чьей вине?