А теперь посмотри, добрый немец, как тебя обманули!

После третьего раздела Польши Фридрих-Вильгельм II конфисковал в пользу государства польские казенные и принадлежащие католическому духовенству имения. В частности, церковные имения составляли «весьма значительную часть всей земельной собственности», как говорится в самой декларации о конфискации владений от 28 марта 1796 года. Эти новые домены управлялись на королевский счет или сдавались в аренду; они были так велики, что для ведения хозяйства в них пришлось учредить 34 управления доменами и 21 главное лесничество. В ведении каждого такого управления доменами находилось множество деревень; например, к 10 управлениям Бромбергского округа было отнесено всего 636 деревень, ак одному только управлению доменами Могильно — 127 деревень.

Кроме того, в 1796 г. Фридрих-Вильгельм II конфисковал имения и леса женского монастыря в Овиньске и продал купцу фон Трескову (предку Трескова — храброго предводителя прусских банд в последнюю героическую войну[197]); эти имения состоят из 24 деревень вместе с мельницамии 20000 моргенов леса стоимостью по меньшей мерев 1000000 талеров.

Затем управления доменами Кротошина, Роздражева, Орпишева и Адельнау{118} стоимостью по меньшей мере в два миллиона талеров были уступлены в 1819 г. князю Турн-унд-Таксису в возмещение за почтовую привилегию в некоторых присоединенных к Пруссии провинциях.

Все эти имения были присвоены Фридрихом-Вильгельмом II якобы с целью лучшего управления ими. Однако имения эти, являющиеся собственностью польской нации, были раздарены, уступлены, распроданы, и вырученные деньги потекли в прусскую государственную казну.

Домены Гнезно, Скоженцин, Тшемешно были раздроблены и проданы.

В руках прусского правительства остаются, таким образом, еще 27 управлений доменами и главных лесничеств общей стоимостью самое меньшее в двадцать миллионов талеров. Мы готовы доказать с картой в руках, что все эти домены и леса — за немногими или даже без всяких исключений — находятся в присоединенной части Познани. Чтобы спасти это неоценимое сокровище и ни в коем случае не возвращать его польской нации, необходимо было принять его в Германский союз; но так как оно само не могло прийти к Германскому союзу, то последний должен был пойти к этому сокровищу— и три четверти Познани были включены в Германский союз.

Такова действительная причина четырех знаменитых разделов Польши, произведенных в течение двух месяцев. Решающее значение имели не требования той или иной национальности и не так называемые стратегические соображения; расположение доменов, алчность прусского правительства — это единственное, что определило пограничную линию.

В то самое время как немецкие бюргеры проливали кровавые слезы по поводу вымышленных страданий их бедных братьев в Познани; в то время как они пылали желанием обеспечить безопасность немецкой Восточной марки; в то время как они позволяли ожесточать себя против поляков вымышленными сообщениями о совершаемых поляками варварствах, — прусское правительство, действуя втихомолку, устраивало свои делишки.

Беспочвенный и бесцельный немецкий энтузиазм пригодился лишь на то, чтобы прикрыть самое грязное деяние в новейшей истории.

Вот какую шутку, добрый немец, сыграли с тобой твои ответственные министры!

Но, в сущности, ты мог бы знать это наперед. Там, где замешан г-н Ганземан, дело никогда не идет о немецкой национальности, военной необходимости и тому подобных пустых фразах, а всегда только о чистогане и барыше.

III

Кёльн, 19 августа. Мы подвергли подробному разбору доклад г-на Штенцеля, который лег в основу дебатов. Мы показали, как он фальсифицирует более раннюю и новейшую историю Польши и историю немцев в Польше; как он извращает весь вопрос; как историк Штенцель допустил не только умышленную подтасовку фактов, но и обнаружил грубое невежество.

Прежде чем перейти к самим дебатам, бросим еще один взгляд на польский вопрос.

Познанский вопрос, взятый сам по себе, лишен всякого смысла, всякой возможности разрешения. Он является лишь частью польского вопроса и может быть решен лишь в связи с этим вопросом и вместе с ним. Граница между Германией и Польшей может быть установлена лишь тогда, когда Польша будет снова существовать.

Но может ли и будет ли Польша снова существовать? В прениях это отрицалось.

Один французский историк сказал: il у a des peuples necessaires — существуют необходимые народы. К этим необходимым народам в XIX веке безусловно принадлежит польский народ.

Национальное существование Польши ни для кого, однако, не представляет большей необходимости, чем именно для нас, немцев.

На чем зиждется прежде всего сила реакции в Европе с 1815 г., отчасти даже со времени первой французской революции? На русско-прусско-австрийском Священном союзе. А чем скрепляется этот Священный союз? Разделом Польши, из которого все три союзника извлекли выгоду.

Линия раздела, которую эти три державы провели через Польшу, является цепью, приковывающей их друг к другу; совместный грабеж связал их узами солидарности.

С того момента, когда был учинен первый грабеж Польши, Германия попала в зависимость от России. Россия приказала Пруссии и Австрии оставаться абсолютными монархиями, и Пруссия и Австрия должны были повиноваться. И без того вялые и робкие усилия, особенно прусской буржуазии, завоевать себе господство полностью потерпели неудачу из-за невозможности освободиться от России, из-за поддержки, которую Россия предоставила феодально-абсолютистскому классу в Пруссии.

К этому присоединилось то обстоятельство, что, со времени первых же попыток порабощения Польши союзниками, поляки не только восставали в борьбе за свою независимость, но одновременно выступали революционно против своих собственных внутренних общественных порядков.