Армии, сражающиеся на улицах Парижа, столь же многочисленны, как и армии, сражавшиеся в Лейпцигской битве народов[85]. Уже одно это доказывает громадное значение июньской революции.

Перейдем, однако, к описанию самой борьбы.

Судя по нашим вчерашним сведениям, можно было подумать, что баррикады строились довольно

беспорядочно. Но из сегодняшних подробных сообщений выясняется обратное. Никогда еще оборонительные сооружения рабочих не были построены с таким строгим расчетом, так планомерно.

Город разделился на два военных лагеря. Разграничительная линия между ними начиналась у северо-восточной окраины города, шла от Монмартра вниз до ворот Сен-Дени и оттуда вдоль улицы Сен-Дени, через остров Сите, вдоль улицы Сен-Жак до заставы. Все пространство на восток от этой линии было занято и укреплено рабочими. С запада наступала буржуазия, и оттуда же она получала подкрепления.

С раннего утра народ молча начал воздвигать баррикады. Они были выше и крепче, чем когда-либо. На баррикаде при входе в Сент-Антуанское предместье развевалось громадное красное знамя.

Бульвар Сен-Дени был очень сильно укреплен. Баррикады на бульваре, на улице Клери, а также прилегающие дома, превращенные в настоящие крепости, представляли цельную оборонительную систему. Здесь, как мы уже сообщали вчера, разразился первый серьезный бой. Народ сражался с невиданным презрением к смерти. Сильный отряд национальной гвардии напал с фланга на баррикаду улицы Клери. Большая часть защитников баррикады отступила. Только семь мужчин и две женщины, две молодые красивые гризетки, остались на местах. Один из этих семи поднимается на баррикаду со знаменем в руках; остальные начинают стрелять. Национальная гвардия открывает ответный огонь; знаменосец падает. Тогда одна из гризеток, высокая, красивая девушка в изящной одежде, с обнаженными руками, подхватывает знамя, перебирается через баррикаду и идет по направлению к национальной гвардии. Огонь продолжается, буржуа из национальной гвардии стреляют в девушку и убивают ее в тот момент, когда она вплотную подходит к их штыкам. Тотчас же подбегает вторая гризетка, схватывает знамя, поднимает голову своей подруги и, убедившись в том, что она мертва, в ярости бросает камни в национальных гвардейцев. И она также падает под выстрелами буржуа. Перестрелка усиливается, стреляют из окон, из-за баррикады; ряды национальной гвардии редеют; но вот подходит подкрепление, и баррикаду берут штурмом. Из семи защитников баррикады в живых остался только один; его обезоружили и взяли в плен. Эту геройскую победу над семью рабочими и двумя гризетками одержали франты и биржевые волки из второго легиона.

После соединения обоих отрядов и взятия баррикады наступила кратковременная устрашающая тишина. Но вскоре она была прервана. Храбрая национальная гвардия открывает сильную стрельбу взводами против безоружной и спокойной массы людей, занимавшей часть бульвара. Люди в ужасе разбегаются. Но баррикады не были взяты. Только около трех часов, когда подошел Кавеньяк с линейными войсками и кавалерией, после долгой борьбы бульвар был занят до ворот Сен-Мартен.

Ряд баррикад был построен в предместье Пуассоньер, в частности на углу улицы Лафайета, где многие дома также служили крепостями для инсургентов. Восставшими командовал один офицер национальной гвардии. Против них наступали 7-й полк легкой пехоты, мобильная гвардия и национальная гвардия. Полчаса длился бой; наконец, войска победили, но лишь после того, как потеряли около 100 человек убитыми и ранеными. Это сражение произошло после трех часов пополудни.

Баррикады были построены также против Дворца юстиции на улице Константины и на прилегающих улицах, а также на мосту Сен-Мишель, где развевалось красное знамя. После продолжительной борьбы были взяты и эти баррикады.

Диктатор Кавеньяк приказал артиллерии занять позиции на мосту Нотр-Дам. Отсюда он обстреливал улицы Планш-Мибре и Сите; отсюда он легко мог двинуть орудия против баррикад улицы Сен-Жак.

Эта улица была перерезана многочисленными баррикадами, и ее дома были превращены в настоящие крепости. Здесь могла действовать только артиллерия, и Кавеньяк ни минуты не поколебался пустить ее в ход. Всю вторую половину дня раздавался грохот пушек. Картечь сметала все живое на улице. В семь часов вечера оставалось взять лишь одну баррикаду. Число убитых было очень велико.

На мосту Сен-Мишель и на улице Сент-Андре-дез-Ар тоже стреляли из пушек. В самом конце северо-восточной окраины города, на улице Шато-Ландон, куда отважилась продвинуться одна войсковая часть, также была разрушена артиллерийским огнем одна баррикада.

После полудня перестрелка в северо-восточных предместьях все усиливалась. Жители пригородов Ла-Виллет, Пантен и др. пришли на помощь восставшим. Баррикады непрестанно воздвигались снова и снова в очень большом количестве.

В Сите рота республиканской гвардии[86], под предлогом братания с инсургентами, пробралась между двумя баррикадами и затем открыла огонь. Народ в ярости набросился на предателей и истребил их одного за другим. Не более двадцати из них сумели спастись бегством.

Повсюду борьба становилась все более ожесточенной. Пока было светло, везде стреляли из пушек; позднее ограничивались ружейной перестрелкой, которая длилась до глубокой ночи. Еще в 11 часов по всему Парижу били тревогу, а в полночь еще слышна была перестрелка в стороне Бастилии. Площадь Бастилии и все подступы к ней целиком были во власти инсургентов. Сент-Антуанское предместье, главный центр их сил, было отлично укреплено. На бульварах, от улицы Монмартра до улицы Тампль, тесными рядами стояли кавалерия, пехота, национальная гвардия и мобильная гвардия.

В 11 часов вечера насчитывалось уже свыше 1000 человек убитых и раненых.

Это был первый день июньской революции, день, не имеющий себе равных в революционных анналах Парижа. Парижские рабочие боролись совершенно одни против вооруженной буржуазии, против мобильной гвардии, против вновь организованной республиканской гвардии и против линейных войск всех родов оружия. Они выдержали бой с беспримерным мужеством, которое может сравниться лишь со столь же беспримерной жестокостью их врагов. Становишься снисходительным к какому-нибудь Хюзеру, Радецкому или Виндишгрецу, когда видишь, как парижская буржуазия с подлинным восторгом участвует в кровавой бойне, организованной Кавеньяком.