Шрифт:
Они поговорили еще немного, и Клавдия Георгиевна, пожелав Хабарову спокойной ночи, ушла. В больничном дворе остановилась и, наверное, с минуту смотрела в тусклое, затянутое бледно-сиреневой пеленой небо. Звезды едва просматривались — звезды казались большими, больше, чем всегда, и размытыми. А Млечный Путь совсем затянулся, исчез. И с детства знакомый ковш Большой Медведицы она не отыскала. Попробовала вспомнить что-нибудь из стихов, вот только-только прочитанных Хабаровым, но перед глазами, будто напечатанная, всплыла всего лишь одна строчка: «Ах, он шел навстречу смерти!» Клавдия Георгиевна даже рассердилась: «Чепуха какая-то!..»
Из открытого, но неосвещенного окна послышался голос Вартенесяна:
— Довольно тебе звезды считать. Спать пора.
Глава двенадцатая
Накануне вечером был «крупный разговор» и очередное выяснение отношений, и она снова выслушивала упреки, несправедливые, как все упреки на свете, улыбалась, хотя ей хотелось реветь…
Теперь, склонившись над историей болезни, подумала: «С удовольствием выписала бы его хоть сегодня. Слава богу, сейчас он транспортабелен и вообще…» Но записала, конечно, совсем другое:
26 апреля. Состояние больного вполне удовлетворительное. Пульс 76 ударов в минуту. Живот мягкий, безболезненный. Физиологические отправления в норме.
И еще подумала: «А как привыкаешь к долгим больным, просто ужас». И еще: «Оперировать все-таки лучше, лечить — куда хуже…»
К вечеру Анна Мироновна с ужасом обнаружила, что дома она уже три дня и решительно ничего не успела. Стала вспоминать, как прошли эти дни, и получилось, что она не протранжирила ни одного часа.
Приехала поздно. Открыла дверь, ожидая, что сейчас вот пахнет в лицо скучным запахом нежилой квартиры, Анна Мироновна ужас как не любила возвращаться в пустой дом, когда на мебели лежит едва заметный, невесомый налет пыли, когда в воздухе держится сухой присадок чего-то безымянно-мертвящего, когда с подоконников молчаливо-укоризненно смотрят подсохшие листья «бабьих сплетен», будто веревочками прикрепленные к неживым, истончившимся стеблям.
Но против ожидания дом встретил ее свежей улыбкой хорошо протертой полированной мебели и медовым блеском светлых паркетных полов, и все цветы выглядели здоровыми, хорошо ухоженными. Анна Мироновна сразу поняла — это дело рук жены Рубцова, заботливейшей Полины Дмитриевны. У Рубцовых хранились «аварийные» ключи от хабаровской квартиры.
На кухонном столе Анна Мироновна обнаружила записку:
«Когда приедете, сразу звоните к нам. Если и поздно — ничего. Дадим чаю и вообще».
Анна Мироновна посмотрела на часы, было начало первого. Беспокоить Рубцовых не решилась. Приняла душ, подумала: «Кофе бы хорошо выпить». Заглянула в шкаф — кофе был на месте, и сахар, и заботливо приготовленная Полиной Дмитриевной пачка несладких хлебных палочек. Знала — Анна Мироновна любит.
На другой день с утра Анна Мироновна зашла к Рубцовым. Конечно, ее заставили позавтракать и долго расспрашивали, как Витя, что говорят врачи и неужели его невозможно перевести поближе к дому. Анна Мироновна отвечала на все вопросы, стараясь как-нибудь ненароком не подать виду, что торопится.
Потом она мучительно долго ходила из магазина в магазин, разыскивая подарок Андрюшке. На прощание Хабаров сказал:
— Ты купи дело, а не какие-нибудь там панталончики с оборочками…
Дело? В представлении Хабарова это был, вероятно, набор слесарного инструмента или какой-нибудь электрический прибор для выпиливания, в крайнем случае — для выжигания. Все эти дельные вещи в магазинах имелись, но Анна Мироновна никак не решалась выбрать что-то определенное. Слесарный инструмент казался ей грубым и большим, а электрические приборы вызывали опасения — как бы не дернуло Андрюшку током, маленький ведь еще… В конце концов она решила купить пальто. Пальто если и не «дело» в Витином понимании, то, безусловно, вещь полезная, а не просто игрушка, которой Андрейка позабавляется день и бросит. Но такое пальто, как ей хотелось, сначала не попадалось, а потом она вдруг засомневалась в размере… Словом, на покупку подарка ушел весь день двадцать четвертого.
Вечером Анна Мироновна позвонила Алексею Алексеевичу, но не застала.
Заглянула на полчасика к Орловым и сама не заметила, как просидела у них допоздна.
Двадцать пятого Анна Мироновна сначала побывала у Рубцовых. Потом сговорилась в ближайший день-другой встретиться с Бородиным, долго и безуспешно разыскивала Рабиновича и, наконец, поехала к Андрюшке.
Пальто оказалось Андрюшке впору, но радости у него не вызвало.
— А папа говорил, что купит духовичку и научит стрелять…
— Что надо сказать? — строго перебила Андрюшку Кира. И он немедленно, как автомат, произнес:
— Спасибо, баба. Только у меня есть пальто синее и с пуговицами, как у матроса, а духовички нет. И папа давно обещал, я помню…
Кира была рада Анне Мироновне, она всегда приветливо встречала свекровь, но на этот раз держалась как-то настороженно. Не сразу, а когда Андрюшка убежал играть с соседским мальчиком, спросила:
— Ну как он?
— Сейчас лучше, а было худо. Теперь уже и садится, и ногами шевелит…