Шрифт:
— Хрен знает, что стряслось с моим Джексоном, — пробормотал Ленни, разглядывая ширинку чистого спортивного костюма «Пума». — Похож на корнишон с половинкой грецкого ореха. — Он закурил и кивнул на Сиднея, который медленными кругами плавал в ледяном озере, как выдра-альбинос. — Только погляди на этого чокнутого. Если еще поплавает, заработает сердечный приступ.
Ник покачал головой:
— Возможно, поэтому остается таким молодым и активным. — Он откинулся на подстилку из сосновой хвои, глядя в небо. — Как твое лицо?
— В порядке.
— А руки?
— Отлично.
— Видно, ты там вляпался в кучу дерьма.
Ленни затянулся, бросил на Ника испытующий взгляд.
— Точно, — признал он.
Сидней сиял, как заново родившийся, ступая по гальке. Ленни с Ником отвели глаза, пока старик одевался, а потом наблюдали, как он делает бутерброды с колбасой и сыром на длинном испанском батоне.
— Все это мне стоило двенадцать евро! — воскликнул он. — Грабеж средь бела дня, будь я проклят.
— Вы должны были знать, мистер Стармен, — сказал Ленни.
Сидней улыбнулся:
— А вы явно не знали, сэр. — Он раздал еду, наполнил легкие свежим воздухом. — До чего же приятно вернуться.
— Вы были тут раньше? — спросил Ленни.
Сидней покачал головой:
— Недалеко, в местечке под названием Галлоканта к востоку отсюда. Там соленое озеро, совсем не такое, как это.
— Шрам на плече оттуда?
— О нет. Я его заработал гораздо южнее, совсем рядом с тем местом, куда направляемся.
— Как заработали?
— Один стервец в меня выстрелил. Чертовски повезло.
Ленни почесал в затылке.
— Никак не пойму эту белиберду с добровольцами. Я имею в виду, какой смысл и зачем?
Сидней поднял бровь.
— Нам было не безразлично. Некоторым, по крайней мере. Моему другу Джо было не безразлично. Он видел единственный способ победить фашизм — пойти и убить.
— И пошел в коммунисты? — уточнил Ник. — Они еще хуже.
Сидней смотрел в долину, жуя бутерброд, видя в облаках лица.
— Они были не лучше других, — сказал он наконец.
— Кто победил? — спросил Ленни, прихлебывая из большой коричневой бутылки.
Сидней вздохнул. Он мало чего ожидал от молодого поколения, но Ленни постоянно обманывал даже малые ожидания.
— Франко.
— А он кто?
— Фашист. Каудильо.
Ленни подавился хлебной коркой.
— Значит, вы проиграли? — закашлялся он. — Хорошее дело!
— Дело было трудное, — нахмурился Сидней. — Мы были вечными аутсайдерами, а у них была четкая цель, сильное руководство, опытная армия… Нас разрывали внутренние противоречия, феодальная вражда, интриги. Мы были в одиночестве.
— Не считая, конечно, поддержки России, — вставил Ник.
Сидней хлебнул пива.
— Допустим, мы бы победили. Представим, что несколько волонтеров повернули приливную волну и сбросили ублюдков в море. Допустим, показали бы миру, что простые люди могут победить испанские, германские и итальянские армии, вместе взятые. Знаете, что из этого вышло бы?
— Красная Испания? — предположил Ник, вспоминая вчерашнюю ночную лекцию.
— Возможно. По крайней мере, на время. Но главное, мы бы предотвратили Вторую мировую войну. — Он сделал еще глоток. — Подумайте об этом.
Ленни минуту подумал.
— Да ведь вы не победили. Вам надрали задницу, Вторая мировая война началась точно по расписанию. Надо было сидеть дома, на все поплевывать, заниматься своим собственным делом, а не лезть в политику.
Сидней пронзил Ленни долгим твердым взглядом.
— Возможно, вы правы, мистер Ноулс, — сказал он наконец.
Ник встал, потянулся.
— Слушайте, — начал он, — у меня есть идея насчет наличных.
Сидней жестом его оборвал:
— Больше никаких идей от вас обоих. — Бедренный сустав хрустнул, когда он поднимался на ноги, но кожа сияла, купание словно смыло с лица двадцать лет. — Хоть мы и пересекли границу, из леса еще не вышли. Между нами говоря, мы совершили пару довольно непрофессиональных преступлений, в которых я больше участвовать не желаю. Отныне будем действовать умно, хитро, тонко и, главное, слаженно, что означает — делаем то, что я говорю, когда я говорю. — Он оглядел команду. — Подозреваю, что многого вы не усвоили, но запомните: дальше либо за мной, либо скатертью дорога.
— Вы имеете в виду… — начал Ник.
— Не перебивайте меня, мистер Крик. Вы оба ничего полезного не скажете, а я скажу. — Он оглянулся, указав на солнце. — В нескольких часах езды в ту сторону горы Маэстрасго. Местность опасная, дикая, со скалистыми пиками и крутыми обрывами в глубокие ущелья. Дороги, наверно, не сильно улучшились, а когда я там был в последний раз, по ночам стоял дьявольский холод, даже в июне. Где-то в горах находится старая римская шахта, а в ней, джентльмены, спрятано золото Орлова. — Он глубоко вздохнул. — Кажется, мне удалось наконец привлечь безраздельное внимание. С вашей помощью я намерен добыть его, только предупреждаю: это будет нелегко. Хотя я точно знаю, как выглядит шахта, и мог бы нарисовать рудник и ближайшее окружение, о самом местонахождении у меня только смутное представление. Поэтому я намереваюсь двигаться тем путем, каким двигался в тридцать седьмом году, надеясь на проблески памяти.