Письма Ницше к Овербеку (23 февраля 1887 г.) и к П. Гасту (7 марта 1887 г.) свидетельствуют о том, что первыми произведениями Достоевского, им прочитанными, были "Записки из подполья" и "Хозяйка" (озаглавленные во французском переводе соответственно "Лиза" и "Катя"). Со своей стороны Овербек рекомендует Ницше "Униженных и оскорбленных" — единственную книгу Достоевского, которую он знает, и посылает ему ее во французском переводе.

"Униженных и оскорбленных" Ницше читал, будучи в Сильс-Мария, что подтверждает гостившая у него в это время Мета фон Салис-Маршлинс:

"Там он читал такие книги, как "Бабье лето" Штифтера и "Humilies et offenses"".

Причем последнее, как якобы признался ей Ницше, "с глазами, полными слез" [2114] . В переписке, в некоторых работах немецкого философа довольно часто упоминаются "Записки из Мертвого дома", с которыми он познакомился по французскому переводу [2115] с предисловием Вогюэ, откуда почерпнул также биографические сведения о русском писателе [2116] .

По письмам Ницше можно кроме того заключить, что ему в какой-то мере были знакомы "Рассказы" Достоевского ("Хозяйка", "Елка и свадьба", "Белые ночи", "Мальчик у Христа на елке", "Честный вор"), вышедшие в 1886 г. в переводах В. Гольдшмидта, о качестве которых он высказывался резко неодобрительно [2117] .

Роман "Преступление и наказание" Ницше упоминает дважды. В одном случае он назван "последним произведением Достоевского" [2118] в полемической реплике в адрес брошюры К. Блайбтроя, где упоминается лишь единственное произведение Достоевского — "Преступление и наказание" [2119] .

В 1888 г. Ницше сообщает одному из своих корреспондентов:

"Французы инсценировали главный роман Достоевского" [2120] .

И здесь речь идет, несомненно, о "Преступлении и наказании", поставленном в том же году в парижском театре "Одеон". Вероятно, Достоевского — автора "Раскольникова" — имеет в виду Ницше, когда, касаясь последнего романа П. Бурже ("Андре Корнелис"), он замечает, что тому "дух Достоевского не дает покоя" [2121] . Следует все же отметить, что приведенные свидетельства подтверждают лишь осведомленность Ницше об этом романе, но никак не доказывают, что он его читал.

В зарубежной критике широко распространена версия о знакомстве Ницше с романом "Идиот". Поскольку этот вопрос связан с другим — о воздействии Достоевского на Ницше, он будет рассматриваться в другом месте.

Большинство критиков справедливо сходятся на том, что Ницше не знал поздних романов Достоевского — "Подростка", "Бесов" и "Братьев Карамазовых". В оппозиции к общему мнению оказался чешский автор Б. Трамер. Не считаясь с фактами, он утверждает, что Ницше знал всего Достоевского, но скрывал это. Свою версию Трамер неубедительно мотивирует словами Заратустры: "Я — странник, давно идущий по стопам твоим!", видя в них завуалированную апелляцию Ницше к Достоевскому-учителю [2122] .

В "Сумерках кумиров" Ницше писал:

"Достоевский принадлежит к самым счастливым открытиям в моей жизни…" [2123]

Роман "Униженные и оскорбленные" вызывает у него "глубочайшее уважение к Достоевскому-художнику" [2124] . Важно, однако, подчеркнуть, что художник для Ницше — нечто несравненно большее, чем писатель и чем любой человек искусства. Художник в его философии — понятие узловое и весьма специфическое. Это — гений, преисполненный первородной творческой мощи, которая возносит его над действительностью к горним высотам эстетической свободы "по ту сторону добра и зла". Понятие для Ницше настолько же эстетическое, насколько и философское, ибо он рассматривает искусство как единственную жизнеутверждающую силу. "Наша религия, мораль, философия, — говорится в "В воле к власти", — представляют собой формы decadence человека. Противоположное направление — искусство!" [2125]

Своей эстетике Ницше противопоставляет творчество Золя и Гонкуров.

""Изучение" в соответствии с природой кажется мне дурным признаком: оно порождает зависимость, слабость, фатализм. Падать ниц перед petits faits [2126] недостойно подлинного художника" [2127] .

Казалось бы, Ницше прав, отмечая известный объективизм, фактографичность у французских писателей.

Но суть его возражений не в этом, что выясняется из следующих слов:

"Изображать самые ужасные и сомнительные вещи — это уже есть проявление инстинкта власти и величия художника: он их не боится… Пессимистического искусства нет… Искусство утверждает… А Золя? А Гонкуры? То, что они изображают, отвратительно: но они делают это из пристрастия к отвратительному…"

Вряд ли можно сомневаться в том, что под "пристрастием к отвратительному" Ницше имеет в виду пристрастное отношение к социальной действительности, т. е. ее критику.