В публикуемом наброске вслед за раздумьями о том, как ввести в роман Нелли, Достоевский тут же, лишь немного отступя, набрасывает "проект" (любимое его слово в черновых записях к романам при обдумывании сюжетов) встречи Нелли с будущим Иваном Петровичем (глава X первой части и гл. III второй части).

Зафиксировано беспокойство Достоевского о том, как передать душевные движения героев, стремление найти верное психологическое отражение взаимоотношений двух соперников.

Видимо, Добролюбов был не вполне прав, говоря, что в "Униженных и оскорбленных" у Достоевского, известного любовью к рисованию психологических тонкостей, в изображении внутреннего состояния Ивана Петровича, нет "ни малейшего намека на то, чтобы автор об этом заботился" [13] .

В пятой строке наброска упоминается имя Скриба: "то о Скрибе". Разговор о Скрибе в романе "Униженные и оскорбленные" происходит в IX главе первой части. Алеша рассказывает Ивану Петровичу о том, что собирается писать повести и продавать их в журналы: "всю ночь обдумывал один роман <…> Сюжет я взял из одной комедии Скриба". К сюжетам французского драматурга обращались многие известные русские водевилисты. Пьесы Скриба, получившие особенную популярность в 1840-е годы, были знакомы и молодому Достоевскому. "Драма теперь ударилась в мелодраму", — писал он брату, предлагая ему "писать драмы" [14] . Имя Скриба и названия его пьес мелькают на страницах произведений Достоевского. О "скрибовской комедии" рассуждает мечтатель из "Белых ночей". В черновых записях к "Преступлению и наказанию" Достоевский вспомнит французскую оперу, одним из авторов либретто которой был Скриб. Порфирий Петрович, размышляя о сцене между Заметовым и Раскольниковым в трактире, скажет: "Зачем так шутить. Ne touchez pas a la hache", перефразируя название оперы "Не прикасайтесь к королеве" [16] .

В библиотеке Достоевского среди книг его любимых авторов было два издания сочинений Скриба [17] .

У будущих читателей "Униженных и оскорбленных" были еще свежи воспоминания о гастролях Рашели, приезжавшей в Петербург в 1853 г. и исполнявшей главную роль в пьесе Скриба "Адриенна Лекуврер". С тех пор эта мелодрама, где цинической развращенности аристократического общества противопоставлялся образ девушки огромной душевной чистоты, бескорыстия и самоотверженности, не сходила с петербургской сцены.

Наташа из романа Достоевского напоминает героиню мелодрамы Скриба "Адриенна Лекуврер", жертвующую своей любовью ради счастья возлюбленного (в пьесе Скриба: "Благодаря мне он вновь получил свободу, даже свободу видеться с вами, любить вас, изменить мне… Кто из нас с вами любит его больше…"). Возможно, не без влияния комедий Скриба (например, "Соперницы") в романе "Униженные и оскорбленные" впервые появится сцена свидания двух соперниц — ситуация, характерная для поздних романов Достоевского ("Идиот", "Братья Карамазовы"). Не раз отмечалась близость "Униженных и оскорбленных" к мелодраматическим романам Ф. Сулье, Э. Сю, В. Гюго, Диккенса. В ряду этих авторов можно назвать и Скриба.

Публикуемый набросок дает представление о творческой лаборатории Достоевского в период создания им романа, стоявшего в преддверии его будущих романов-трагедий.

— Меньше снисхождения и любви к Алеше со стороны поэта

— Много вычеркнуть и перенести в другие главы

— Уменьшить разглагольствия ее об Алеше (перед встречей)

— Поэт независимее к Алеше — (ненависть)

— Алешу серьезнее (когда Алеша приходит к нему после обеда, перед отцом) — то о Скрибе

— Подумать о появлении Нелли — (когда)

(2-й раз она приходит за книгами и тут-то он бросается за ней.)

ЛМ

После петербургских пожаров 1862 г. прошло более ста лет, а тайна этих событий до сих пор не раскрыта.

Массовый характер пожаров тогда же вызвал у городского населения подозрения в поджогах. Скоро эти подозрения превратились в уверенность.

Были ли поджоги единичными или они носили организованный характер, и если были организованы, то кем?

Пожары еще продолжались, Петербург еще был окутан дымом, а правая пресса, инспирируемая правительством, и примкнувшая к ней значительная часть умеренно-либеральных журналистов уже кричали, что пожары организованы, и винили в них "лондонских пропагандистов", студентов, поляков и др., т. е. оппозиционеров. В противовес им прогрессивные публицисты после закрытия "Современника" и "Русского слова", не имея возможности высказаться с полной откровенностью, писали о пожарах как об обычных, частых в России "эпидемических пожарах" или, не касаясь вовсе причины, пытались лишь опровергнуть нелепые измышления правой печати. Третья версия — о возможной провокационной роли правительства, которое само организовало пожары, чтобы обвинить в них левые круги и, возбудив тем самым против них ярость масс, пресечь нарастание революционной волны — эта версия, естественно, не могла быть высказана в то время в легальной русской печати. Это сделал несколько позднее Герцен в 149-м листе "Колокола". Он писал:

"Три раза спрашивали мы, чем кончилось знаменитое следствие о зажигательствах, по которому сидели сотни человек в крепости и в частных домах. Ответа не было, а потому мы сами теперь отвечаем: все это был полицейский обман, который должен был испугать императора сверху и слабых внизу. Зажигателей вне полиции не нашли — а в полиции не искали… Не попробовать ли??" [18]

Тогда же эту мысль высказал П. А. Шипов в неоконченном и попавшем в руки полиции письме к И. И. Кельсиеву, в котором он сообщал: