— Нет, ты посмотри, Мариетт, какая у него рожа, — задыхается от смеха Хаггарт. — Ты счастлив, да? Да говори же: ты счастлив? Посмотри, Мариетт, какая у него счастливая рожа! Оборвалась веревка — это сказано сильно, это еще сильнее, чем я сказал: на веревку. Кто сказал, ты не знаешь Хорре? Но ты совсем одурел и ты ничего не знаешь — ну, не знай, не знай! Эй, дайте ему джину. Я рад, очень рад, что ты еще не совсем покончил с джином. Пей, Хорре!

Голоса:

— Джину.

— Ой, боцман хочет пить! Джину!

Хорре с достоинством пьет. Смех, крики поощрения. И сразу все смолкает и воцаряется угрюмое молчание — все погасил чужой женской голос, такой чужой и незнакомый, как будто не сама Мариетт — а другой кто-то говорит ее устами:

— Хаггарт! Ты помиловал его, Хаггарт?

Некоторые взглядывают на труп: те, кто стоит ближе, отходят. Хаггарт спрашивает удивленно:

— Это чей голос? А, это ты, Мариетт? Как странно: я не узнал твоего голоса.

— Ты помиловал его, Хаггарт?

— Ты же слыхала: веревка оборвалась.

— Нет, скажи: это ты помиловал убийцу? Я хочу слышать твой голос, Хаггарт.

Угрожающий голос из толпы:

— Веревка оборвалась. Кто еще разговаривает тут? Веревка оборвалась.

— Тише! — кричит Хаггарт, но в голосе его нет прежней повелительности. — Убрать их всех! Боцман, свисти всех на корабль. Время! Флерио! прикажи готовить шлюпки.

— Есть. Есть.

Хорре свистит. Неохотно расходятся матросы, и тот же угрожающий голос звучит откуда-то из темной глубины:

— Я думал сперва, что это мертвец заговорил. Но и ему бы я ответил: лежи! Веревка оборвалась.

Другой голос отвечает:

— Не ворчи. У Хорре есть заступники и посильнее тебя.

Хорре. Разболтались, черти! Молчать. Это ты, Томми? Я тебя знаю, ты всегда первый зачинщик…

Хаггарт. Идем же, Мариетт! Дай мне маленького Нони, я сам хочу отнести его на борт. Да идем же, Мариетт.

Мариетт. Куда, Хаггарт?

Хаггарт. Эй, Мариетт! Сны кончились. Мне не нравится твой голос, женщина — когда ты успела подменить его. Что же это за страна фокусников, я еще никогда не видел такой страны.

Мариетт. Эй, Хаггарт! Сны кончились. И мне также не нравится твой голос — несчастный Хаггарт! Но может быть, я еще сплю — тогда разбуди меня. Поклянись, что это ты так сказал, Хаггарт: веревка оборвалась. Поклянись, что мои глаза не ослепли и видят живого Хорре. Поклянись, что это твоя рука, несчастный Хаггарт!

Молчанье. И громче голос моря веселый плеск, и зов, и обещание грозной ласки.

— Клянусь.

Молчание. Подходит Хорре и Флерио.

Флерио. Все готово, капитан!

Хорре. Тебя ждут, Нони. Иди скорее! Они сегодня хотят бражничать, Нони. Только вот что скажу я тебе, Нони, они…

Хаггарт. Ты что-то сказал, Флерио? Да, да, все готово. Я сейчас иду. Кажется, у меня еще не все кончено с землею — это такая удивительная страна, Флерио: в ней сны впиваются в человека, как колючки терна и держат его. Надобно разорвать одежду, и, пожалуй, немного и тело. Ты что говоришь, Мариетт?

Мариетт. Ты не хочешь ли поцеловать маленького Нони? Никогда больше ты не поцелуешь его.

— Нет, не хочу.

Молчание.

— Ты пойдешь один, Хаггарт.

— Да, я пойду один.

— Ты плакал когда-нибудь, Хаггарт?

— Нет.

— Кто же плачет теперь? Я слышу: кто-то плачет горько.

— Это неправда, это только море шумит.

— О, Хаггарт! О какой великой печали говорит этот голос?

— Молчи, Мариетт. Это море шумит.

Молчание.

— Уже все кончилось, Хаггарт?

— Все кончилось, Мариетт…

Мариетт, умоляя:

— Гарт! Одно только движение руки! Вот здесь против сердца… Гарт!

— Нет. Пусти меня.

— Одно только движение руки. Вот твой нож. Гарт, пощади же меня, убей своей рукою. Одно только движение руки… Гарт!

— Пусти. Отдай нож!

— Гарт! Я благословлю тебя! Одно движение руки… Гарт!