Шрифт:
– Сынок, звонил кто, что ли? – раздалось из комнаты отца.
Да, на слух Георгий Владимирович не жалуется, это точно.
– Номером ошиблись, папа! – крикнул Владислав в ответ. – Каких-то Севостьяновых ищут.
– Не было тут никогда никаких Севостьяновых. Синельниковы были. Соломоновичи были. А Севостьяновых я не помню. Так и скажи!
– Да я сказал уже. Ты кушать хочешь?
– Нет, до обеда потерплю.
– Ну и ладушки. Я прогуляюсь немного?
– Конечно, сынок. Сходи, подыши воздухом…
Нужно все-таки сходить купить старику телевизор. Да и забежать в магазин компьютер присмотреть, и все остальное. Как там говаривал Василий Шукшин в «Калине красной»: «Деньги жгут мне ляжку…», так вроде?
«А почему именно „сходить“? Зря, что ли, „Иосиф Виссарионович“ подарил мне мобильник и разрешил, вернее приказал, всегда, когда пожелаю куда-нибудь съездить, вызывать „конвоира“. Его вроде бы Марат зовут…»
Что тут нажимать нужно на клавиатуре-то?.. Ага, «Marat»… Хорошо… То есть, конечно, «ok»…
11
– Ну и что дальше? – спросил Александр Геннадия, сидевшего на пассажирском месте служебной «шестерки» незаметного серо-мышиного цвета, приткнувшейся на другой стороне двора, в сотне метров от сотниковского подъезда.
Только что, минуту назад, в черный джип «чероки» невысокий плотный кавказец усадил (довольно вежливо усадил, не запихнул) небогато одетого мужчину. Тот был без труда опознан по имеющейся фотографии как сын известного писателя Сотникова, Сотников Владислав Георгиевич, кандидат физико-математических наук, бывший сотрудник одного из закрытых НИИ, бывший мелкий бизнесмен, ныне нигде не работающий.
– Поступим так, – предложил Геннадий свой план действий. – Я поднимаюсь в квартиру Сотникова, звоню, представляюсь журналистом… допустим «Советской России», и дальше – по вдохновению…
– Ага, – внимательно выслушав сценарий, усмехнулся Александр. – Во первых строках письма: откуда ты взял, что старик вообще откроет тебе дверь? Он па-ра-ли-тик. Вполне возможно, что он и передвигаться-то не в состоянии, – прикован к постели. Ты представляешь себе человека в девяносто девять лет?
Иванов промолчал, усиленно ковыряя ногтем резиновую окантовку ветрового стекла.
– Перестань портить машину – мне за нее отчитываться еще. А во-вторых, – продолжил Маркелов убийственное перечисление. – Ты в зеркало на себя посмотри. С такой рожей и журналист? Да у старика разрыв сердца на месте случится, если он тебя увидит.
Александр, конечно, был прав: хотя опухоли на месте синяков за прошедшие дни заметно спали, а повязка с головы, по обоюдному решению, была снята, замененная полоской лейкопластыря, вид все равно был непрезентабельным.
– И, кстати, какие такие дела у «нигде не работающего» Сотникова могут быть с «крутыми» кавказцами, рассекающими на таких джипах? Не очень-то мне это нравится…
– И мне тоже, – поддакнул Геннадий, в настоящий момент бесплодно бившийся над новым планом.
Собственно говоря, сам план «Журналист», в любых модификациях, никуда не годился, так как пробный звонок, сделанный утром Александром с целью «рекогносцировки местности» под этой «легендой», обернулся полным пшиком.
Трубку снял сын писателя, Владислав, сухо поздоровался с майором, представившимся журналистом впопыхах придуманной газеты «Литературные встречи», на вопрос о здоровье отца ответил еще суше в том смысле, что старик очень болен, а на просьбу о хотя бы коротком интервью заявил, что это совершенно невозможно, и, не прощаясь, прервал разговор. Звонить снова было более чем бессмысленно.
– Что будем делать? – в десятый, наверное, раз спросил Александр друга, но ответить тот не успел…
Решение явилось оттуда, откуда его никто не ждал. В поднятое со стороны водителя боковое стекло «Жигулей» громко и уверенно постучали.
– Участковый уполномоченный старший лейтенант Севрюгин, – представился по форме пожилой усатый милиционер, приложив ладонь к огромной, как шляпка гриба, фуражке с красным околышем. – Предъявите документики, граждане…
– Я тут почитай с шестьдесят девятого года живу, товарищ майор. – Участковый расположился на заднем сиденье «Жигулей» и, испросив разрешения у старшего по званию, снял монументальную фуражку, чтобы клетчатым носовым платком протереть вспотевшую лысинку, едва прикрытую редкими сивыми прядями.
Пекло сегодня неимоверно, и машина медленно, но верно превращалась в передвижную духовку.
– Не в этом доме, конечно, здесь все больше шишки разные жили – директора, артисты, писатель, вот, Сотников, словом, номенклатура или, как ее нынче кличут, – элита. Я в том доме живу…
Корявый палец милиционера указал на стыдливо прячущуюся за разросшимися тополями пятиэтажную панельную «хрущобу».
– А Сотникова вы хорошо знаете? – поинтересовался Александр, мимоходом одергивая Генку, который, мучаясь бездельем, опять начал ковырять желтоватым, давно не стриженным ногтем, резиновый уплотнитель, на этот раз на форточке окна.