Девочка замерла, как испуганная птичка. Потом тихо спросила:

— Кто ты?

Странно, но в её голосе я явственно слышал скрипку — как у Сиренити…

Глядя в её огромные серые глаза, где вместе со слезами плескался ужас, я впервые за последние дни улыбнулся.

— Брас.

На имя девочка никак не отреагировала, будто оно ей и не знакомо.

Из окошка подуло резким, промозглым ветром. Девочка задрожала, и я легонько обнял её, боясь раздавить, чувствуя как быстро-быстро, словно испуганная птичка, бьётся в её хрупкой груди сердечко.

Девочка, доверчиво прижалась ко мне. Из её глаз снова полились слёзы.

— Они убьют нас сегодня, убьют! — зарыдала скрипка

Я вздрогнул. Что это — необходимая жертва для брата? Девственницы для мощных заклинаний подходят лучше всего, а тут ещё и ребенок — несформировавшаяся, "открытая" судьба.

— Не бойся. Ты проживёшь ещё долго, — уверенно сказал я, гладя мягкие, густые волосы девочки.

Почему-то мне казалось, что я не ошибаюсь — проживёт. И пусть это будет красивая судьба!

Девочка продолжала всхлипывать, пока не заснула, спрятав голову у меня на груди, ничуть не боясь страшного демона-судью… Так, обнимая её, я долго сидел, наблюдая, как лучик солнца перемещается из одного конца тюрьмы в другой.

За дверью раздались глухие шаги.

Девочка, вздрогнула, просыпаясь. И тут же зарыдала.

Я обнимал её до последнего: пока грубые руки жрецов не оттащили ребёнка. Меня люди касаться боялись, действовали магией — ослабевающие волю узы я чувствовал повсюду.

У девчонки началась истерика.

— А-а-а-а-а-а! — орала она, великолепно заглушая ругательства жрецов, пока нас вели по длинному Коридору. Удивительно, как до этого такой красивый голос мог стать настолько пронзительным. Казалось, от него дрожали даже стены и пол. — ВА-ВА-А-А-В-А-В-А! Не хочу! Не хочу умирать! ВА-ВА-А-А-А! Мне больно! А-а-а-а-а-а! Пустите!

Так продолжалось долго — пока жрецы тащили нас к выходу из Коридора-подземелья. Там девочка с грохотом врезалась в каменный косяк и на время затихла.

Люди вздохнули спокойно.

Молча, они провели нас по многочисленным Коридорам главного храма в Метти, наконец, остановились перед высокой, массивной дверью, которая тут же, слвоно по безмолвному приказу открылась. Меня втолкнули в комнату, девочку внесли следом.

Конечно же, здесь был Эру. Отполированные белые доспехи брата сверкали, венок из священных цветок редо выглядел точь-в-точь как корона. Я поискал глазами Сиренити — та стояла у окна, безучастно глядя, как зажигаются на чистом зимнем небе звёзды.

Снаружи, внизу бесновалась толпа паломников, заполнившая всю площадь перед храмом. А люди всё прибывали, и прибывали.

И они жаждали зрелищ.

Сеня подвели к стене. Посмотрев под ноги, я увидел вырезанные в полу линии двойной пентаграммы. Я оказался положили как раз в одном из центров. Напротив пристроили девочку — всё ещё без сознания.

Эру хлопнул в ладоши — и жрецы исчезли, будто их ветром сдуло.

— Люди ждут моего появления, — светясь от самодовольствия, произнёс мой брат. — Дорогая, — повернулся он к Сиренити, — думаю, время пришло.

— Ещё пять минут, хозяин, — тихо откликнулась девушка, не отрывая взгляда от окна.

Я вздрогнул от этого пустого, равнодушного голоса и Эру усмехнулся.

— Что ж, тогда ещё есть время поговорить. — Он не спеша встал с трона, подошёл ближе. — Что, братец, вижу, ты уже всё понял. Да, напоследок я хочу забрать твою силу. Тогда я останусь единственным демоном в этом мире и смогу изменить его — так, как мне заблагорассудится.

Это я знал и раньше, но… почему единственным?

— Кария…

Брат усмехнулся.

— Сестра мертва. Погибла, сражаясь с каким-то чужеземцем. Я так понимаю, это наша красавица, — он кивнул на замершую Сиренити, — его пригласила. Жаль, правда.

Но глаза Эру сияли весельем.

Усмехнувшись, он встал, прошёл к девочке в другом центре магического рисунка. Пальцем провёл по бледной, блестящей от слёз щеке.

— А вот и наша жертва.

Девочка открыла глаза и я вздрогнул — ненависть, отразившуюся в них, не может испытывать ребёнок.

— Отойди от меня, демон! — прошипела она, мотнув головой.