Некоторое время спустя сбежал в Польшу летчик Р. Пржевлоцкий. У чекистов имелась информация о подготовке к уходу за границу и некоторых других авиаторов [1284] .

Нельзя сомневаться в том, что руководство Особого отдела ОГПУ информировало военное ведомство о наметившейся тенденции и, вероятно, надеялось на соответствующую реакцию, в том числе и в виде определенных решений совещания политработников ВВС РККА, проходившего в Москве в июне 1928 г. Однако вывод из доклада начальника ВВС и члена РВС СССР П. Баранова, не сообщившего собравшимся о фактах бегства из авиачастей за границу отдельных военнослужащих, был сделан следующий: «Вполне здоровое и удовлетворительное политико-моральное состояние всего личного состава частей ВВС, правильное понимание международного положения СССР и опасности войны и полное (подчеркнуто автором. — A. З.) одобрение политики Советской власти» [1285] .

Справедливости ради отметим, что в резолюции содержался ряд пунктов, нацеленных на усиление «борьбы с пьянством, хулиганством и дебошами» в авиачастях, на противодействие проникновению в среду летчиков и техников отрицательных явлений политико-морального характера путем принятия воспитательных мер и карательного воздействия [1286] . Наверное, политработники еще не совсем разобрались в обстановке, поскольку сами политотделы в частях ВВС начали функционировать совсем недавно, будучи созданными лишь в феврале 1928 г. [1287]

Надо сказать, что и особисты не направили специальных указаний на места, не заострили внимание сотрудников, обслуживающих авиационные эскадрильи и бригады, на выявлении и своевременном пресечении фактов перелета за границу. Сказывалась и недостаточно слаженная работа особых отделов и контрразведывательных подразделений местных аппаратов ОГПУ. Подобные проблемы существовали и в центральном аппарате. Так, упомянутый нами выше летчик Р. Пржевлоцкий в ноябре 1929 г. был арестован после нелегального возвращения в СССР, о чем знали в КРО, но не имели информации в ОО ОГПУ. Как выяснилось при допросе, польская разведка, завербовав бывшего летчика, направила его в СССР с заданием доставить тетради, содержащие секретные записи по Военно-воздушным силам РККА, которые были сделаны одним из военнослужащих ВВС. Контрразведчики имели сведения, что несколько месяцев назад на территорию СССР был заброшен другой агент поляков — бывший авиамеханик авиачастей Киевского гарнизона В. Кривомаз. Он окончил в Ленинграде Военно-техническую школу ВВС, затем Севастопольскую школу военно-морских летчиков и служил в 17-м авиаотряде. За аморальное поведение его исключили из комсомола, судили за дезертирство, но он бежал из мест заключения, нелегально перешел советско-польскую границу и выдал 5-й экспозитуре польской разведки все известные ему сведения. По заданию поляков он намерен был завербовать своего брата — авиатехника Новочеркасского авиаотряда и забрать у него незаконно хранимые последним секретные записи курсов лекций в авиашколах. Полагая, что В. Кривомаз убит при переходе границы, поляки и послали Р. Пржевлоцкого, которого, также как ранее и В. Кривомаза, арестовали органы ОГПУ. Арестованный, кстати говоря, довел до сведения чекистов, что во Львове, в 5-й экспозитуре, работает еще один сбежавший летчик — Вуйтек. Польское (3-е) отделение КРО ОГПУ и ГПУ Украины завели агентурное дело «Летчики», в рамках которого намеревались провести дезинформационные акции в отношении польской разведки [1288] .

Обо всем, что указано выше, особый отдел ОГПУ и особый отдел Украинского военного округа узнали постфактум.

Случаи побегов военнослужащих ВВС и других частей за границу серьезно обеспокоили органы госбезопасности лишь в 1931 г., когда был разоблачен и арестован пилот, начальник команды при Научно-испытательном институте П. Тренин. В ходе следствия нашли свое полное подтверждение ранее полученные агентурные данные о подготовке им захвата самолета новой марки и перелета на нем в Польшу. П. Тренин действовал по идейным соображениям, о чем свидетельствовали найденные при обыске его квартиры два воззвания, которые он намеревался обнародовать в иностранной прессе. Первое было обращено к рабочим и крестьянам Польской Республики, и в нем имелось объяснение мотивов поступка П. Тренина («…мы, военные летчики Красной армии, не вынесли махровой эксплуатации, порвали разбойничьи большевистские цепи и прилетели под Ваш свободный кров…»), а второе автор адресовал всем советским летчикам [1289] .

На допросах П. Тренин не скрывал своей позиции и заявлял: «Красная армия узурпирована и не является оплотом рабочих и крестьян. Армия является оплотом кучки людей, захвативших власть, и под прикрытием штыков творит насилие над 150-миллионным населением» [1290] .

В специальной докладной записке И. Сталину заместитель председателя ОГПУ В. Балицкий подчеркнул, что арестованный летчик является, к сожалению, выходцем из крестьян, членом большевистской партии (хотя и сторонником «правого уклона»), а не каким-то социально чуждым или классово враждебным элементом. Надо полагать, что именно это обстоятельство волновало чекистов значительно больше, чем угон новейшего самолета или доведение П. Трениным до поляков известной ему секретной информации [1291] .

Политическая надежность военных кадров, прежде всего из числа молодых, тех, кто, казалось бы, получил все возможное для себя от Советской власти, становилась далеко не столь очевидной, как это представлялось из кабинетов военного ведомства и провозглашалось на разного рода партийных форумах. Пример П. Тренина и ему подобных подталкивал чекистов к усилению осведомительной работы даже в социально близкой среде.

В одном из циркуляров ОГПУ, появившихся после осуждения П. Тренина, указывалось: «Под личную ответственность начальников особых отделов округов, Полномочных представительств и морей немедленно перестроить всю агентурно-оперативную работу в соответствии с требованиями, предъявляемыми к авиации, оказывая всемерную помощь командованию и политаппарату в устранении имеющихся недочетов… ОО округов и ПП произвести обследование состояния чекистского обслуживания авиагарнизонов, в первую очередь по наиболее неблагополучным частям…» [1292]

Результаты усиления работы стали заметны уже к концу 1932 г. Одной из первых была реализована агентурная разработка «Шляхтичи» (особый отдел ЛВО) на делопроизводителя штаба 3-й авиабригады, готовившего со своим сослуживцем побег в Польшу с доверенными им по службе секретными документами [1293] . В феврале 1933 г. в Бобруйске (БВО) были арестованы подозреваемые в намерении бежать за границу военнослужащие ВВС К. Кучин и П. Стрыгин (командиры авиазвеньев) [1294] . Однако К. Кучину удалось обмануть охрану и скрыться, а затем нелегально уйти в Польшу [1295] . Это был не единственный промах оперативников ОГПУ. Особисты промедлили с арестом сообщника Кучина и Стрыгина — авиатехника Стрижева. Узнав о произошедших арестах, он воспользовался своими начальными навыками управления самолетом, захватил истребитель И-3 и перелетел в Польшу. При разбирательстве этого факта выяснилось, что особый отдел ранее требовал от командования отстранить Стрижева от обслуживания самолетов, но это исполнено не было. По распоряжению командующего БВО И. Уборевича командир и комиссар авиаэскадрильи за отсутствие бдительности и надлежащего контроля за личным составом были арестованы военной прокуратурой [1296] .

Отсутствие должной и своевременной реакции командования на информацию особистов проявилось и в Ленинградском военном округе. 15 октября 1933 г. в Латвию перелетел летчик Г. Кравец [1297] . В данном случае ответственность понесли не только кадровики Комбината гражданского воздушного флота, принявшие беглеца на летную работу без соответствующих документов и допустившие его к полетам, но и оперативные работники особого отдела ПП ЛВО, не проявившие необходимой настойчивости и не добившиеся реализации своей информации в отношении Г. Кравца.