— Дурак ты, Стась: такой шанс, — безнадежно вздохнул Братька Михно.

Славка с Федей вышли> Славка запер снаружи дверь ателье.

Уже на улице Славка взглянул на картину:

— Эх, надо было прикрыть какой тряпкой. Ладно, донесем.

Федя теперь трусил по-настоящему: в руках ворованная вещь за десять кусков или даже гораздо дороже. Никому не докажешь, что неворованная, если что! И обязательно попадутся навстречу какие-нибудь прохожие, свидетели!.. Но улица была пуста.

Молча дошли они до парадного.

— Ну поднимись, положи назад, а я подожду, — небрежно сказал Славка.

Федя прислушался: тихо на лестнице. И побежал наверх.

Так же аккуратно вставил ключ, открыл дверь. Стараясь уменьшиться в весе, прошел по скрипучему паркету прихожей, отлепил бумажку, вошел в комнату Леонида Полуэктовича… Не наделать бы шуму в последний момент! Федя прислонил Левицкого к штабелю и двинулся назад к двери. Бесшумно шагнул в коридор. Прилепил слюнями бумажку с печатями. Пошел назад по коридору… И когда был уже в одном или двух шагах от прихожей, впереди щелкнул выключатель — и Федя оказался нос к носу с дедом! Ничего, полбеды. Вот если бы с Левицким в руках!..

Федя-то настороже — и то неприятно. А деду? Вышел человек мирно в уборную, идет себе в кальсонах — и вдруг из темноты фигура навстречу!

— А?!. Кто?!.

— Тихо, дед, не бойся, это я.

— Кто?! Ты, Федька?! Ты чего?! Что случилось?! Да, что случилось? Почему Федя здесь? Срочно

объяснить, почему он здесь!

— Да понимаешь… Шел домой… А тут стоит кодла. Каратисты эти. Они слово, я им — их-то много. Пришлось рвать когти. Хорошо — рядом парадняк этот. И ключ с собой. Потому ушел. А то бы сделали козью морду.

Да как же — среди ночи, на человека! Надо в милицию!

Да, стой сейчас Федя с Левицким в руках, пришлось бы разговаривать иначе. А так стало даже смешно: дед толстый, живот выпирает из кальсон, на груди шерсть седая.

— Какая милиция? Ушли давно. Увидали, что я утек домой. Я тоже пойду.

— Ты что? А вдруг они еще внизу?

— Выгляну, посмотрю. Да нет, ушли. Я ж здесь спасаюсь уже минут пятнадцать. Посидел в кухне, почитал старую газетку.

— Подождал бы еще. Посидел.

Федя бы посидел, а Славка внизу постоял? Еще подумает, что накрыли Федю с Левицким!

— Не, почапаю. Надо. Хорошо, когда вот так: убежище по пути.

— В старые времена цари дворцы себе строили, чтобы ночевать на полпути. Вот как Чесменский. Назывались путевыми или попутными. А у тебя здесь попутная квартира.

Колоссальный дед у Феди: стоит среди ночи в одних кальсонах и читает лекцию!

— Ладно, дед, досыпай, а я почапал. Дойду цел, не боись.

Выскочил на лестницу, закрыл за собой дверь — уф, облегчение!

Славка стоит, курит внизу — заждался.

— Долго ты.

— Бумажка долго отлеплялась чего-то. Не хотелось рассказывать про деда.

С минуту они молча шли по пустой улице. Да теперь пусть бы прохожие — не страшно! Наконец Славка сказал:

Ты пока не заходи ко мне. Пока у меня этот Братька. Ни к чему тебе. Скоро уедет. Не могу ему отказать — поесть да переночевать. Он ничего парень, только свихнутый. Со мной случай был когда-то: переломал я одному гаду кости. Я-то приемы знаю. Оборона, но ее не сразу докажешь, когда я цел, а он инвалид. Тем более и вступился не за себя, прокурор так и сказал: «Нечего было лезть, шел бы мимо!» Сама «Комсомолка» выступила, статья была на полгазеты, потом, говорят, писем чуть не тысяча — защитили, короче, но пока дело делается, откантовался я год на лесоповале. А там блатники не любят таких, потому что я им не поддался, кланяться им не хотел. Вот и сунули аккуратно под трелевку — потому и стало у меня на одну ногу меньше. А этот Братька Михно вытащил, а то мог бы совсем туда… — Славка небрежно махнул рукой куда-то вверх. — Вытащил. Не знаю почему. Полюбил меня за что-то. Потому я ему как бы должен. Он хороший парень. Но артист еще тот. Был простой кукольник — ну там пачку денег нарезанной бумагой подменить, потом стал на билетах лотерейных выигрышные номера подделывать, а теперь вон куда взлетел — картины заменяет: оригинал на копию так, что не отличишь. Тоже, между прочим, талант. Ему бы в реставраторы — большой вышел бы спец. Понял теперь, почему он сделал стойку на ту девочку? Он бы ей перешерстил коллекцию! И ты тоже… Потому не заходи пока — молодой ты против него. Я-то ему не поддамся, но не накормить не могу!.. Ну давай, пока. Спасибо. Здорово ты придумал с этим пеленгатором.

Славка свернул на Разъезжую, а Федя к себе на Ломоносова.

Оставшись один, Федя испугался по-настоящему. Будто там в отцовской прихожей страх заморозило, а теперь оттаял. Что было бы, если бы дед встретил на пять минут раньше? На три! Увидел бы картину в руках. И сказал бы такое… такое… Страшнее, чем тот мужик из Толстовского дома своему прыщавому Сашке! Как после этого смог бы Федя жить, встречать деда, отца?! Да, прошел в трех минутах от полной гибели! Судьба! И значит, счастливчик он, Федя Варламов!..

Приступ страха прошел — и к себе наверх Федя поднялся почти веселым. Да, чуть не погиб на всю жизнь, но ведь пронесло! Зато пережил ночку — за год столько не переживешь! А это чего-то стоит — столько пережить!

Мочка, оказывается, не спала.

— А, явился — не запылился! Ну чего там у твоего Алика? Весь промок небось? Тогда развесь все в кухне.

— Ага, развешу! — радостно подтвердил Федя.

И как он забыл, что врал мочке! А если бы встала и пощупала одежки?! Прежде чем развесить, старательно вымочил под краном и брюки, и рубаху, и куртку.