Филипп завел собаку, ту самую Рыжу, а тогда безымянную беднягу, выброшенную кем-то на улицу; и вдруг выяснилось, что Лиза не любит животных, а он, прожив с ней столько лет, и не подозревал в ней этого, не подозревал потому, что считал само собой разумеющимся, что всякий порядочный человек любит животных. Лиза, конечно, не выкидывала собаку обратно на улицу, не отводила усыпить, но просила поскорей найта ей другое пристанище — ей, то есть Рыже, а в конце концов получилось так, что другое пристанище нашлось ей — Лизе… Нет, не только из-за Рыжи они разошлись, но первая трещина появилась — а может, и не первая?

Филипп после консерватории работал в музыкальном издательстве, а тут решил уйти, потому что для своих сочинений после такой работы не оставалось не столько даже времени, сколько физической возможности: смотрел он в свои ноты, а перед глазами прыгали чужие. И вдруг Лиза так же неожиданно, как против Рыжи, восстала и против его свободы: не то чтобы она прямо говорила, что он обязан кормить семью, а потому должен держаться за место, где платят твердую зарплату, нет, она несла какую-то ахинею про независимость, про то, что музыку нужно писать не за деньги, а от души, а если он вынужден будет сочинениями зарабатывать, то не сможет писать свободно, придется угождать заказчикам.

Возможность уйти у Филиппа появилась, когда он впервые написал для кино, а там и правда иногда смешные требования: «53 секунды музыки под панораму осеннего леса», — ну и ничего страшного, можно высказаться и за пятьдесят три секунды, на то он и профессионал. А если послушать Лизу, когда она говорила про угождение заказчикам, можно подумать, что она принимает только элитарную музыку, почти никому не понятную и почти никогда не исполняемую; но нет же, как раз у Лизы вкусы самые средние: она больше всего любит всякую эстраду, часами смотрит по телевизору песенные фестивали; во время их развода еще не орала изо всех окон Алла Пугачева, но сейчас, кажется, Лиза признает достоинства и в ней. И пусть бы — но зачем тогда говорить про угождение заказчикам? Ничего угодливее шлягеркой музыки не существует!.. Нет-нет, разговоры про то, что нельзя писать музыку ради денег — всего лишь маскировка, а правда в том, что Лиза не верила в него, не верила, что он настоящий композитор, — и в этом-то первопричина их разрыва: зачем ему жена, которая в него не верит? Может быть, все это Филипп и сам не осознавал четко, но когда у нее начался флирт с неким директором завода, сильной личностью, капитаном индустрии — сплошь контрасты с мужем! — Филипп даже обрадовался: вот и пришло естественное освобождение. Наверное, это было не очень серьезно: на каком-то — надцатом году семейной жизни хочется новых впечатлений, волнений — попытка симулировать молодость! — и можно было пережить и потом вместе посмеяться, но Филипп ухватился за возможность освобождения. Так кто кого бросил? А отношения у них с Лизой остались вполне дружескими; видятся время от времени, тем более что по странному совпадению и живут совсем рядом: Филипп на улице Рубинштейна, Лиза с Федькой на Ломоносова, — если идти проходным двором, вообще три минуты; Федька мог бы забегать каждый день, а он иногда и не звонит по месяцу. За того директора завода, капитана индустрии, Лиза так и не вышла…

Тогда, разойдясь с Лизой, Филипп разочаровался во всяких там влюбленностях, которыми сплошь наполнены стихи и романы: нудное мгновенье… шепот, легкое дыханье… Было все у них с Лизой: и шепот, и трепет, и легкое дыханье, ну и что толку, если в результате он не смог быть с нею самим собой, если ока не только не помогала ему выразить себя, написать свою музыку, но и прямо мешала, коль уж разбираться объективно, — мешала неверием, мешала хотя и не явными насмешками, но намеками, что он угождает чьим-то вкусам, продается… Нет, женщина прежде всего должна быть единомышленницей! Вот как Ксана — в ней он нашел и понимание, и поддержку. По крайней мере, так показалось вначале. И еще: она чудесно смеялась — ни у кого Филипп не слышал такого смеха. Она и до сих пор смеется так же чудесно — только гораздо реже. А с единомыслием и пониманием все оказалось куда сложнее… С детства образцом идеальной жены для Филиппа была мать: вот уж кто посвятил всю жизнь своему мужу! Кажется, у нее и не было своих интересов, отдельных от интересов ее Николая Акимыча. Ну понятно, когда таким кумиром становится знаменитый ученый или артист, но за что так повезло водителю троллейбуса, пусть и не совсем рядовому водителю, а немного необычному?! Вот Филипп в какой-то момент и поверил, что Ксана сможет так же: раствориться, стать частью его личности, тем более что свое она оттанцевала, собственных интересов, собственной отдельной жизни, казалось бы, не осталось, — но нет, растворения все же не произошло…

Филипп сжал бока горшка с мясом и двинулся в комнату.

— А вот и он! — закричала Лида Пузанова. — Мы уж думали, ты заперся в ванной и ешь в одиночестве! Я так и представила: рукава засучил и руками в горшок!

— Всем хватит, — совершенно серьезно успокоил Николай Акимыч. — Хорошее мясо, я сам принес из кулинарии. У нас около парка хорошая кулинария.

Отец редко что-нибудь делает по хозяйству, но уж если сделает — тотчас раструбит.

— А водки дадут к мясу, чтобы легче прошло? — выскочил Ваня Корелли.

Лида тотчас дернула мужа за руку, но он уже высказался и теперь сидел с самым невинным видом.

— Я-то знала, чего тебе надо, — поощрительно сказала Ксана. — Да ведь у меня же муж трезвенник, ничего не пьет, кроме вина. Вот и не дал купить. Очень прекрасно быть трезвенником, я не возражаю, но иногда надо дернуть, верно же? Чтобы продрало внутри. Умные люди говорят, что чистый спирт — лучшее лекарство. Мне, правда, ничего не помогает. Так, может, сбегать, а? У нас напротив.

И не пьяница же вовсе Ксана, а вот обожает повторять пошлости: лучшее лекарство, оказывается. Филипп давно старается не спорить с Ксаной без крайней необходимости, потому что ничего хорошего не выходит из споров, но тут кстати вступилась Лида:

— Только, пожалуйста, Кинуля, нечего ему потакать! Ты же знаешь: у него это кончается «скорой».

А если Ксана знала, чего ж она готова была бежать для Вани в магазин напротив? Правда, Ксана редко думает о последствиях.

— А у нас в парке одного водителя понизили в ремонтники на три месяца за это дело. Ремонтником плохо, когда привык на линии. Странный такой парень, стихи пишет. У меня тут…

Николай Акимыч попытался вновь захватить разговор, не может он высидеть молча, но Филипп был начеку:

— Обожди, папа, тут Лидуся хотела рассказать, как она была в Сплите. Не каждый день человек привозит премию.

— Не премию, а диплом, потому что там не конкурс, а называется просто фестиваль. — Лида охотно положила вилку, забыла, что собиралась вместить все, что подадут. — Вообще-то, фестиваль как фестиваль.

— Будто ты только и катаешься по фестивалям! — вставил Ваня.