Это был портрет женщины с круглым лицом, черными волосами и черным нервным взглядом.

– Обычная совсем, – сказала Аля, захлопнув книжку.

– В последнее время, я вам доложу, я с ней разговаривал. Вот я будто говорю, а она и не слышит меня…

– И он что, теперь живет один, ждет ее? – спросила Аля.

– Да что вы. Конечно, не один. Он взрослый человек…

– Ну почему, вот вы же живете один, – сказала Аля. Старик расхохотался.

– Я? Один? – И он продолжал хохотать, ничего не уточняя. Аля ссутулилась.

– Я не живу с женой вот уже лет восемнадцать, – сказал он, – но у меня сильное чувство ответственности, понимаете? Я продолжаю о ней просто заботиться.

– А дети у вас есть? – как будто вдруг вспомнив, спросила Аля.

– Да! – восторженно заговорил старик. – Она такая у меня умница. Заведует отделом. Я скажу вам, мне повезло с дочерью!

– Ну, давайте выпьем за вашу дочь, – мрачно сказала Аля. Выпив, она заметила: – Странно мы познакомились…

– Ничего странного. Вы просто отличаетесь от толпы.

– Ничего подобного, – сказала Аля, но больше возражать не стала как бы от усталости. Она наклонила голову и постепенно начала краснеть. Она почувствовала это, еще сильнее застеснялась: схватилась обеими руками за щеки и быстро-быстро проговорила, как маленькая: – Ах, меня от вашего вина… боже, покраснела!..

Старик еще выпил, не приглашая Алю, и сказал:

– Вот, знаете, вас не назовешь красивою, но есть в вас что-то такое.

– Ой-ой, не говорите, я совсем закраснеюсь, – сияя глазами, воскликнула Аля.

Старик потер руки и стал наклоняться вперед, чуть не падая со стула.

– А вот если вы так быстро краснеете, значит, у вас с сосудами не в порядке, да?

– Как это не в порядке? Я ничего об этом не знаю… – рассеянно сказала Аля.

– А вот дайте вашу руку. – Старик еще сильней съехал со стула, подвинув почти вплотную свое белое морщинистое лицо, пахнущее тонким одеколоном.

Аля отстранилась и взамен протянула ему свою ладонь. Он схватил ее, крепко сжал, всматриваясь в ладонь, как в лицо, тонущее в полумраке комнаты.

– Плохо видно, – заскрипел он стулом.

– Ну? Что там? – не вытерпела Аля.

– Слушайте, – сказал старик страдальчески, – вам действительно себя надо беречь…

– Беречь? – нервно вскрикнула Аля и испуганно отдернула руку. – Зачем?

– Ну, у вас действительно что-то с сосудами… – туманно пояснил он, видя, какое действие производит он своими словами. Он опять потянулся за ее рукой, взял и заговорил как по написанному: – Ну вот, у вас на руке написано, что нервы ваши на пределе. А этот ваш предел может дойти до бесконечности, то есть до трагического. Вас нужно беречь. Вы хорошо спите?

– Да, – покорно ответила Аля.

– Засыпаете быстро?

– Да…

– Вот это-то вам и надо беречь в своей жизни; спокойствие, спокойствие, спокойствие… Вот вы мне ничего не говорите, а ведь на вашей руке написано, что у вас какое-то страшное потрясение.

– Нет никакого потрясения, – сказала Аля, но по ее лицу было понятно, что она обманывает.

– Зря вы не говорите, – сказал старик.

– Ну, а что там еще написано? Сколько продлится моя жизнь? – задала дежурный вопрос Аля.

– Это я вам не буду говорить, – уже совсем напугал ее гадатель.

Аля побледнела, а он и не заметил этого, как будто это был принцип его гаданий – чего-то недоговаривать. Он все вертел ее худую руку, добавляя:

– Ну, вот у вас самая средняя линия жизни. Все среднее… – как бы про себя бубнил он, не находя ничего интересного, – но и это неплохо. – Он поднял на нее глаза.

Она отобрала у него руку. Он спохватился и заговорил, откидываясь на стуле:

– Вот я вам должен говорить комплимент, а я вам сказал правду.

– И что, – с надеждой спросила Аля, – все это сходится? Я что, мало буду жить, и вот вы промолчали об этом?

Старик не понимал таких «детских» вопросов, он рассуждал как-то не по-человечески, не жалостливо, а по-научному. Он думал, что он вправе ответить так:

– Более того, это все всегда сходится, это так и есть! – И он налил в рюмки вина. – Ваш тост!

Аля очень хотела ему сказать: «Дурак». Вид у нее был совершенно беззащитный. Она подняла рюмку прямо к лицу старика и сказала;