Фурначев. Да по пяти копеек-с.

Иван Прокофьич. Что больно много?

Фурначев. Да нынче времена совсем другие, папенька. Прежде вот князь не брали, а нынче собственно для себя по две копеечки потребовали; ну-с, непосредственное начальство полторы пожелало, мне копеечку, а полкопейки на прочих… Оно так пять копеечек и выдет…

Иван Прокофьич. Им, стало быть, по пятидесяти копеек останется… что ж, это безобидно!

Фурначев. Профит хороший-с. Ведь и заподряд-то весь четыреста тысяч, папенька! Стало быть, и всего-то навсе четыре тысячи на мой пай придется — надо же и извернуться!

Иван Прокофьич. Это ты правильно! Анна Петровна, принеси шкатулку!

Фурначев. Покорно вас благодарю, папенька!

Иван Прокофьич. Ничего, братец, ничего, деньги к деньгам — это так следует! Вот этому выжиге Николке — это точно, что грех давать! И черт его знает, куда только он деньги девает! Что ни увидит — все ему подай: такие уж глаза завидущие! Намеднись вот, сказывают, у табатерщика тридцать табатерок купил; или вот картинщик еще приезжал — тоже всю лавку разом скупил! И хоть бы картины-то были священные, а то просто одна непристойность — и жену-то свою испортит! Я ему говорю: осел ты! А он мне: «Ничего, говорит, папенька, пригодятся потом!» Да еще и смеется, анафема! деньги-то не свои небось.

Живоедова (с шкатулкой в руках).Да как он Танечку-то тиранит, Иван Прокофьич! Намеднись — сказывала мне ихняя кухарка — вздумала она что-то ему поперек сказать, так он на нее: «Только ты, говорит, пикни!» — да кулачищем-то так вперед и тычет. Хоть бы вы его, что ли, остепенили, Семен Семеныч!

Фурначев. Нет-с, уж увольте меня, Анна Петровна; я человек скромный-с; по мере сил моих могу приносить пользу отечеству, а больше я ничего не могу-с!

Иван Прокофьич. Да кто с ним, с озорником, сладит! Вот я посажу его на сухоедение… (Вынимает деньги.)А тебе, Семен, дать не грех: тебе деньги впрок идут! (Дает.)

Лобастов. Дородства прибавляют! (Треплет Фурначева по спине.)

Фурначев. Чувствительнейше вам, папенька, благодарен! (Целует ему руку.)Там еще за вами безделица осталась…

Иван Прокофьич. По делам, что ли? Ну, это из конторы получишь: я, брат, знаю, что сыновство сыновством, а служба службой.

Живновский. Это самое правильное — счетов не смешивать!

Гаврило Прокофьич. Вы бы уж, дединька, и мне кстати пожаловали.

Иван Прокофьич. А тебе на что?

Гаврило Прокофьич. На непредвидимые расходы, дединька, на непредвидимые…

Иван Прокофьич. Ну, уж бог с тобой! Такой уж, видно, день сегодня пришел, что с деньгами расставаться нужно… На!

Гаврило Прокофьич (рассматривая бумажку).Сто-то рублей!

Иван Прокофьич. Ну, будет, будет с тебя!

Во время раздачи денег Живновский находится в самом мучительном положении.

Те жеи Калужанинов.

Калужанинов человек роста малого, толстенький, быстр в движении и часто махает руками; произношение имеет очень выразительное: ввыговаривает как ф, жкак ш. Он в форменном сюртуке.

Калужанинов (вбегая).Слышали? слышали?

Иван Прокофьич. Ну! верно, опять табакерок накупил!

Все смеются.

Калужанинов. Удивительная вещь! Знаете, какую штуку с нами приятель-то удрал?

Иван Прокофьич(с беспокойством).Что такое? что такое еще случилось?

Калужанинов. Представьте себе, сижу я сейчас у княжны… Вчера, знаете, пожар был, так она посылала чиновников по купцам за пожертвованием… Только вот сижу я, и приходит чиновник от Прокофья… Да нет, вы угадайте, сколько любезнейший-то братец пожертвовал? Нет, угадайте!

Все ожидают с страхом. Дву-гри-вен-ный!

Иван Прокофьич (падая на спинку кресла).Ах ты, господи!

Живоедова (бросаясь к Ивану Прокофьичу, Калужанинову).Ишь тебя нелегкая принесла! воды! спирту!

Живновский. Сразил!

Общая суматоха; все группируются около Ивана Прокофьича.

Занавес опускается.