Какой уважаемый в свете человек станет отрицать, что он поступил совершенно правильно, не женившись на полуграмотной девушке из простонародья, с родственниками которой джентльмен не мог бы общаться, чье воспитание не соответствовало бы ее новому положению? Какой мудрец не объяснил бы ему, что, когда эти мимолетные чувства возникают, самое лучшее — поскорее с ними развязаться и дать им заглохнуть; что ни один мужчина еще не умирал из-за женщины, или женщина — из-за мужчины, и если его или ее желание оказывается невыполнимым, они должны с этим примириться, забыть друг друга и поискать что-нибудь более подходящее? Но такое мнение возможно, не вполне справедливо. Возможно, прав был Бауз. восхищаясь слепой и нерассуждающей страстью Пена, когда тот готов был все поставить на карту ради любви; возможно, что хотя самопожертвование достойно. всяческой похвалы, жертвовать собой из чисто суетных соображений не так уже похвально; словом, пусть каждый, кто хочет задуматься над этим вопросом, решает его. по-своему.

Одно мы можем сказать с уверенностью: при том житейском опыте, какой приобрел мистер Пен, женитьба на нищей служанке показалась бы ему смешной и нелепой затеей. А стало быть, он поступал честно, подавляя свои неуместные чувства к маленькой Фанни.

И вот она все ждала и ждала, и надеялась, что Артур придет. Ждала целую неделю, а через неделю узнала от Костигаяа, что Артур тяжело болен.

Случилось так, что к вечеру того дня, когда Костиган побывал у Пена, майор Пенденнис прибыл в Лондон из Бакстона, где поправлял свое здоровье, и послал Моргана справиться об Артуре и просить его на следующее утро пожаловать к майору завтракать. В городе майор остановился лишь проездом, по пути в Стилбрук, поместье маркиза Стайна, куда он был приглашен стрелять куропаток.

Морган воротился невеселый. Он видел мистера Артура; мистер Артур захворал; мистер Артур лежит в горячке; к нему бы нужно послать доктора — дело, как видно, плохо.

О господи! Вот еще горе! А он-то надеялся, что Артур приедет в Стилбрук: он уже все подготовил, даже получил для племянника приглашение от лорда Стайна. Сам-то он не может не ехать: отказать лорду Стайну было бы неприлично, а горячка эта, может, прилипчива; может, это корь; сам он никогда не болел корью; в его возрасте эта болезнь опасна. А при мистере Артуре кто-нибудь есть?

Морган отвечал, что кто-то за мистером Артуром ходит.

Затем майор спросил, был ли у племянника доктор. Морган отвечал, что справлялся об этом и ему сказали, что доктор у мистера Пенденниса не был.

Майор не на шутку расстроился. Этакое несчастье! Он бы сам к нему поехал, но какая будет польза Артуру, если он (майор) подцепит горячку? Дай бог ему справиться с собственными недугами. Но врач молодому человеку необходим — самый лучший. И майор немедля отправил Моргана с запиской к своему знакомому доктору Бальзаму, который, по счастью, оказался в городе и дома. Недоев обеда, он уже через полчаса подъехал к воротам Темпла.

В своей записке майор просил доктора сообщить ему сведения о племяннике в клуб, куда он сам отправился обедать, и к концу вечера любезный доктор там появился. Положение весьма серьезное, сказал он. Очень сильный жар; больному уже пустили кровь; завтра утром он снова его навестит. Майор пошел домой совсем подавленный. Когда Бальзам, как обещал, заглянул к нему на следующий день, ему пришлось четверть часа выслушивать жалобы майора, прежде чем представилась возможность заговорить об Артуре.

Ночь больной провел очень плохо, так сказала его… его сиделка; одно время бредил. Дело может кончиться скверно; лучше немедля вызвать мать. Майор с великой поспешностью, хоть и со всеми предосторожностями, написал письмо миссис Пенденнис. Поехать к Пену самому? Об этом не могло быть и речи, при его-то состоянии.

— Ну скажите, дорогой доктор, разве я могу ему чем-нибудь помочь?

Доктор, усмехнувшись, отвечал, что едва ли, что майору следует заботиться о собственном драгоценном здоровье и пусть лучше едет за город: он будет навещать больного два раза в день и сделает для него все, что в его силах.

Майор поклялся, что, если б мог быть полезен, тотчас полетел бы к Пену. Но раз так — пусть у него побывает Морган, узнает, не нужно ли чего. Пусть доктор с каждой почтой пишет ему в Стилбрук, ведь это всего сорок миль от Лондона, и, если понадобится, он приедет, чего бы это ни стоило.

Майор Пенденнис творил добрые дела через поверенных и по почте.

— А что мне остается? — оправдывался он. — Вы же знаете, в таких случаях человека лучше не беспокоить. Если бедняге конец — ну, значит, так тому и быть. Но чтобы поправиться (думаю, дорогой мой доктор, что в этом вы со мной согласны), самое лучшее для него — покой, полный покой.

Так этот старый джентльмен старался ублаготворить свою совесть. И в тот же день он отбыл поездом в Стилбрук (ибо с тех пор, как начался наш рассказ, в Англии появились железные дороги, только в родные места Пена они еще не проникли) и, как всегда, в полном параде и в завитом парике присутствовал на обеде у лорда Стайна. Однако справедливость требует отметить, что за обедом он был печален и угрюм. Уэг и Уэнхем трунили над его унылостью, спрашивали, не страдает ли он от несчастной любви, и всячески прохаживались на его счет. После обеда он проиграл в висте — дошел до того, что покрыл козырем пикового туза своего партнера. И мысли о больном племяннике, которым он гордился и которого по-своему любил, полночи не давали ему спать, держали в лихорадочной тревоге.