Леди Кью велит дочери взять перо и диктует:

— Мама! — ужасается ее секретарша.

Джулия слово в слово, опустив лишь одну фразу, записала продиктованное ей матерью, и письмо было запечатано и отправлено лорду Кью, который и пожаловал к обеду с Джеком Белсайзом. Джеку Белсайзу нравилось обедать у леди Кью; он отзывался о ней как о "милейшей и ехиднейшей старушенции во всей Англии"; ему также нравилось обедать в обществе леди Джулии, которая была, по его словам, "бедной страдалицей и лучшей женщиной во всей Англии". Джеку Белсайзу нравились все, и он тоже всем нравился.

Два дня спустя молодые люди снова нанесли визит леди Кью, и на сей раз лорд Кью стал рассыпаться в похвалах своим родственникам из семейства Ньюкомов.

— Надеюсь, милый, ты не от старшего в таком восторге, не от Барнса? — осведомилась леди Кью.

— Конечно, нет, чтоб ему провалиться!

— Чтоб ему!.. Простите, леди Джулия, — подхватывает Джек Белсайз. — Конечно, не от Барнса. Я с кем угодно могу поладить, только не с этим гаденышем Барни.

— С кем? Как вы сказали, мистер Белсайз?

— Гаденышем, сударыня. Хоть он вам и внук, другого слова не подберешь. Я никогда не слышал, чтоб он о ком-нибудь сказал доброе слово или сделал кому-нибудь добро.

— Благодарю вас, мистер Белсайз, — откликается старая леди.

— А вот остальные — народ что надо. Этот малыш, у которого только что была корь, — душка. А что до мисс Этель…

— Этель молодчина, сударыня, — говорит лорд Кью, хлопая себя по колену.

— Этель — душка, а Элфред — молодчина, так, по-моему, следует вас понимать, а Барнс — гаденыш, — замечает леди Кью, одобрительно кивая. — Так приятно было все это узнать.

— Мы повстречали сегодня детишек на улице, — с восторгом рассказывает Кью, — когда я вез Джека в карете. Я вышел, и мы немножко поболтали.

— Гувернантка — очень милая женщина. Старовата, правда, но… Простите, леди Джулия, — восклицает незадачливый Джек Белсайз. — Вечно я что-нибудь ляпну…

— Как вы сказали? Продолжай же, Кью.

— Ну и вот, детишки нам повстречались всем выводком, и мальчик захотел покататься. Я предложил покатать его и мисс Этель, если она пожелает. Честное слово, она удивительно хорошенькая девочка. Гувернантка, конечно, говорит "нет". Они всегда так говорят. Но я объявил, что прихожусь Этель дядей, а Джек сделал ей такой изысканный комплимент, что она сменила гнев на милость. Дети уселись со мной, а Джек устроился сзади.

— На месте мосье Пучини, bon! [36]

— Поехали мы на холмы и чуть было не попали в беду. Кони у меня молодые, и только учуют траву, точно шалеют. Конечно, не следовало этого делать, я теперь понимаю.

— Черт его дернул, едва нас не угробил, — перебивает Джек.

— Тогда бы мой братец Джордж стал лор дом Кью, — со спокойной улыбкой продолжает молодой граф. — Вот была бы ему удача! Лошади понесли — и никак их не остановишь. Я думал, что экипаж перевернется. Мальчик за время болезни ослабел, ну и расплакался, а девочка, хоть и побелела, как полотно, а не дрогнула, так и сидела, словно мужчина. К счастью, на дороге не случилось прохожих, а через милю-другую я осадил лошадей и доставил всех в Брайтон таким тихим шагом, словно на похоронных дрогах. А эта молодчина Этель, что бы вы думали, она сказала? "Я не испугалась, говорит, только не надо рассказывать маме". Тетушка, оказывается, ужасно волновалась, — мне следовало это предусмотреть.

— Леди Анна — пресмешная старушенция. Прошу прощения, леди Кью, — говорит Джек, которому то и дело приходится извиняться.

— У них гостит брат сэра Брайена Ньюкома, — продолжает лорд Кью, — полковник из Ост-Индии. Весьма приятный с виду старик.

— Курит — сигару изо рта не вынимает, в гостинице прямо не — знают, куда деваться. Прости, Кью, продолжай.

— Он, видимо, искал нас, потому что едва нас заприметил, как отрядил домой своего мальчика, и гот побежал успокаивать тетю. А сам тем временем высадил из экипажа Элфреда, помог вылезти Этель и сказал: "Дорогая, вы слишком очаровательны, чтобы вас бранить, но, право же, вы доставили нам страшные волнения". Низко поклонился нам с Джеком и ушел в дом.

— Высечь бы вас обоих хорошенько! — восклицает леди Кью.

— Мы поднялись к тетушке, получили прощение и были представлены по всей форме полковнику и его сыну.

— Чудесный человек! И мальчишка чудесный! — провозглашает Джек Белсайз. — У мальчика такой талант к рисованию — ей-богу, я лучших рисунков в жизни не видел. Он как раз рисовал для малышей, а мисс Ньюком стояла и смотрела. Леди Анна указала мне на эту группу и говорит, какая, мол, прелестная сцена. Она, знаете ли, ужасно сентиментальна.