— Поехали отсюда, черт возьми!

Они спустились вниз и, дождавшись своего экипажа, покинули Фицрой-сквер.

Вскоре, опираясь на руку приятеля, появился мистер Барнс Ньюком; он был оживленней и нарядней обычного, с пребольшущим цветком в петлице.

— Мое почтение, Пенденнис! — восклицает он с особой развязностью. — Вы что, здесь обедали? По вас видно, что здесь. — (По нему было видно, что он тоже где-то отобедал.) — А меня пригласили только на soiree с холодной закуской. Кто был на обеде? Моя мамаша, Ботоны, и еще я видел здесь дядю с тетушкой — они внизу, в библиотеке, дожидаются экипажа; он совсем спит, а она сидит злая, как черт.

— Отчего миссис Ньюком говорила, будто я не встречу здесь ни единого знакомого? — спрашивает его спутник. — Напротив, их здесь уйма! Вон Фред Бейхем пляшет, как арлекин. Вон старина Гэндиш, который учил меня рисованию. А вот и мои брайтонские друзья — твой дядюшка, Барнс, и его сын. Кем они мне доводятся? Ведь, наверно, кем-то доводятся. Премилый мальчуган этот твой, кузен.

— Хм!.. Премилый… — бормочет Барнс. — Не пьет, не терпит лести, не заводит прихлебателей, нрава самого смирного!.. Прелестный мальчик! Видите того длинноволосого горбуна, с которым сейчас беседует наш юнец? Это его первейший друг. Знаете, кто таков? Сын дворецкого, что служит у старого Тодмордена. Ей богу, правда!

— Предположим. Ну и что с того, черт возьми? — замечает лорд Кью. — Дворецкие — самые респектабельные люди на свете. А отец есть у каждого, никуда не денешься. Я бы, например, мечтал походить на дворецкого, когда буду в годах. Пошлите десяток лакеев от Гантера в палату лордов, и вы думаете, они чем-нибудь уступят большинству наших пэров? Взять, к примеру, лорда Уэсткота. Вылитый дворецкий. Вот почему страна ему так доверяет. Я всякий раз, как с ним обедаю, ловлю себя на мысли, что ему самое место у буфета. Ба, вот ползет этот несносный старый Сми. Как поживаете, мистер Сми?

Мистер Сми улыбается самой сладкой из своих улыбок. В алом бархатном жилете, сверкая кольцами и алмазными запонками, Эндрю Сми, несомненно, являет собой великолепный образец стареющего денди.

— Мое нижайшее почтение дорогому милорду! — возглашает этот вкрадчивый господин. — Вот уж не думал повстречать здесь ваше сиятельство!

— А почему бы это, черт возьми?! — с раздражение" спрашивает лорд Кью. — Или здесь неприлично бывать, мистер Сми? Я всего пять минут как пришел, а уже в третий раз слышу эту фразу: от миссис Ньюком, которая там, внизу, дожидается своего экипажа и прямо кипит злобой, от нашего кичливого Барнса и, наконец, от вас. Тогда зачем вы сами сюда ходите, Сми? Мое почтение, мистер Гэндиш! Как поживают изящные искусства?

— Ваше лестное внимание дарует им новые силы, ваше сиятельство, — отвечает мистер Гэндиш. — Ваше славное семейство всегда поощряло искусство. Весьма польщен, ваше сиятельство, что вы признали меня в этом доме, где нас нынче собрал досточтимый родитель одного из моих подопечных. Юный мистер Клайв подает большие надежды, а для любителя просто на редкость даровит! — О да, удивительно даровит!.. — подхватывает мистер Сми. — Сам я не анималист и не слишком высоко ставлю этот род живописи, однако наш юноша, по-моему, рисует лошадей с удивительным вдохновением. Надеюсь, леди Уолем в добром здравии? Довольна ли она портретом сына? Ваш брат, кажется, назначен в Стокгольм? Ах, если бы мне удалось написать еще и старшего брата, милорд!

— Я работаю в историческом жанре, но если бы ваше сиятельство пожелали увековечить себя на холсте, надеюсь, вы вспомнили бы преданного слугу вашей семьи, Чарльза Гэндиша! — восклицает профессор.

— Я точно Сусанна между двумя старцами, — говорит лорд Кью. — Пощадите мою невинность, Сми. А вы, мистер Гэндиш, не искушайте меня своими речами. Я не хочу, чтобы меня рисовали. Я не гожусь для исторического полотна, мистер Гэндиш.

— Алкивиад позировал Праксителю, а Перикл — Фидию, — возражает Гэндиш.

— Ну, аналогия не совсем точная, — вяло замечает лорд Кью. — Вы, разумеется, ничем не хуже Праксителя, но я не вижу, в чем мое сходство с Алкивиадом. Нет, в герои я не гожусь, а красавцем меня даже Сми не сделает.

— Но я приложу все старания, милорд! — кричит мистер Сми.

— Не сомневаюсь, любезнейший, — отвечает лорд Кью, глядя на живописца с чуть заметным презрением. — А где же полковник Ньюком, мистер Гэндиш?

Мистер Гэндиш ответствовал, что наш любезный хозяин танцует кадриль в соседней комнате, и молодой человек направился туда, чтобы поздороваться с устроителем этого вечера.

Ньюком держался с молодым пэром почтительно, но без всякого низкопоклонства. Он лишь воздавал должное рангу, а не его обладателю, как выставлял почетный караул по случаю прибытия командующего. Он никогда не изменял своей холодной сдержанности по отношению к Джону Джеймсу; и даже когда тот вместе с Клайвом поступил к Гэндишу, нелегко было добиться, чтобы полковник стал приглашать его на свои вечера.

— Художник — любому ровня, — говорил он. — Я не разделяю предрассудков на этот счет и думаю, что сэр Джошуа Рейнольде и доктор Джонсон были достойной компанией даже для самых знатных. Но, по-моему, не след принимать юношу, чей отец, быть может, прислуживал тебе за столом.