Исходя из современных требований вероятностной оценки безопасности считается достаточным, если тяжелая авария на АЭС теоретически может случиться 1 раз в 10 миллионов лет. Когда проектируют станцию, то от ее создателей требуют доказать, что ни тот, ни другой отказ к аварии не приведет… Таких энергоблоков, как на Кольской АЭС, сейчас очень мало (в России всего шесть), и значит, вероятность аварии также мала…"

Будем надеяться на науку, на специалистов, которые эксплуатируют станцию, на уверенность и надежность их работы, но все-таки пожелаем им немного удачи — она никогда не помешает! Впрочем, главный инженер станции Василий Васильевич Омельчук считает иначе, мол, удача хороша только в одном случае, когда все работает надежно и без замечаний…

При первой же встрече, очень коротком знакомстве Омельчук мне понравился. За молодостью был виден непростой характер, в котором зрелость и знания соседствовали с озорством и каким-то мальчишеством, которое мы сами уже потеряли давно, а потому ужасно завидуем, видя его в других…

Если директор — это "голова" станции, то его "сердце" — главный инженер. Именно их совместная работа и рождает успех.

Наш разговор начался традиционно — я спросил его:

— Что для вас Кольская атомная станция?

— Я здесь с октября 1975 года… Заканчивал Одесский политехнический институт, пришли адреса распределения, а я был холостой, романтик, и у меня было право выбора. В Одессе, как ни странно, готовились специалисты по атомной энергетике…

— Очевидно, это с тех пор, когда планировалось там построить атомную станцию теплоснабжения…

— Возможно. Любопытно, что кафедра "атомные станции и установки" кочевала из одного вуза в другой, но, тем не менее, в Одессе существовала, и многие мои коллеги закончили ее… Самое престижное распределение у нас было на Чернобыльскую АЭС, но я все-таки решил на Север, мол, заработаю там деньжат, мир посмотрю… Как у истинного одессита стремление посмотреть мир у меня было сильное… Поэтому при распределении я был весьма решителен: в самолет и в Москву! Прихожу в министерство, захожу в отдел, где распределяют молодых специалистов и прошу отправить меня на Билибинскую станцию. "Нет, — говорят, — в этом году туда специалисты не нужны. А вот на Кольскую — пожалуйста!" Вот так я и попал сюда…

— Надо было поехать на Чернобыльскую АЭС, возможно, тогда бы и аварии не было!

— Мне уже об этом не раз говорили…

— А после аварии не были в Чернобыле?

— Нет, так и не довелось туда попасть. Работал здесь в цеху — был у нас очень сильный начальник цеха Петкевич Владимир Владимирович. Мощный был специалист, и когда главный инженер отсутствовал, то он исполнял его обязанности. А попал к нему я опять-таки из-за своей настойчивости… Прихожу в отдел кадров и говорю, что хочу в реакторный цех. "Нет мест", — в ответ. Но советуют — позвоните начальнику цеха. Я из проходной и звоню Петкевичу. "Как нет мест?" — возмущается… В общем, берет он меня в реакторный цех. И должность — оператор спецкорпуса. Если кто-то на ней задерживался, то мы его называли уже "император спецкорпуса". Задача была простая: освоить рабочую профессию — это была самая низкая должность для человека, имеющего высшего образование. Вот с нее я и начинал…

— И сколько времени потребовалось, чтобы с самой низкой должности добраться до самой высокой — главного инженера?

— Им я стал в 94-м году… Но путь был не прямой. В реакторном цехе я стал начальником смены, потом я перешел в цех испытаний, наладки и пуска — Кольский ЦНИП. Он создавался для пуска Армянской станции, над которой мы как бы шефствовали. У нас был полный "комплект" специалистов — это человек восемьдесят. Мы пускали, стояли на смене… Часто бывал в командировках, так постепенно реализовывалась мечта о путешествиях по миру… В 78-м году вышло распоряжение министра о Ровенской станции — мы опять стали "головными" для нее. Начальник ЦНИПа "соблазнил" меня, благо я все еще холостым был… И еще ни одного блока не пустил! Но постепенно и это я "исправил"…

— Сколько теперь на счету?

— Армянская, Ровенская, Балаковская, Калининская… На Армянской — приглядывался, на Ровенской и Калининской — сменным руководителем, а на Балаковской — членом Государственной приемочной комиссии…

— А почему же не остались там?

— Как не остался? Я остался — здесь!.. Предложений, конечно же, было много, но мне здесь всегда нравилось…

— Странно: южный человек, а тянет в холода. Родители где живут?

— В Умани. Это посередке между Киевом и Одессой… Но тут мне все время казалось, что я не до конца все понял — интересно все время было, а потому никуда и не тянуло…Да и коллектив прекрасный, бросать его жалко было… Где найдешь еще такой!

— А женились здесь?

— Да, и жена родом отсюда.

— Неужели есть какая-то притягательность в Севере?

— Не знаю. Просто я "однолюб" — в данном случае я не имею в виду женщину, а свое дело, его жалко оставлять… У меня постоянное ощущение, что я что-то не доделал, что способен на большее…Даже сейчас, когда я уже главный инженер, все равно у меня нет желания куда-то уезжать, так как постоянно есть дела… И когда взвешиваешь "за" и "против", то понимаешь, что здесь лучше, что здесь я полезней…

— Как вы оцениваете роль Кольской АЭС в судьбе атомной энергетики России?

— Каждое утро подъезжаю к станции, любуюсь ею — вот она моя кормилица стоит красивая… И что отрадно, мы ее такой сделали сами. Строители, когда сдавали станцию, конечно же, о красоте не думали — не то время было. Тогда о планах шла речь, о введении мощностей и так далее… Очень много зависело от руководителей строительства, о том, как они понимали красоту. Если посмотреть на Белоярскую АЭС, то мне кажется, эксплуатационники получили "изюминку" — очень красивая. И вся инфраструктура вокруг станции столь же красивая… А вот Калининская АЭС, на мой взгляд, некрасивая — душу в нее строители и проектировщики не вложили… Так вот: Кольская АЭС была некрасивой, но за последние лет десять мы изменили ее облик — и она стала мне нравится… Может быть, чуть лишнее я уделяю этому внимание, и меня за это директор критикует, но мое убеждение — "если не я, то кто же" — сказывается и в этом пристрастии к красоте.