Собрание сочинений
вернуться

Трефолев Леонид Николаевич
Шрифт:

22 ноября 1881

ПЕСНЯ О ДРЕМЕ И ЕРЕМЕ

По селу ходит Дрема. Коробейник Ерема Истомился и лег на полати; А его-ста бабенка, спать уклавши ребенка, Молвит слово: "Чего пожелати?" — "Пожелай мне, родная, чтобы выпил до дна я, Хоть во сне, чарку водки хорошей. Пожелай мне с любовью, чтоб не кашлял я кровью, Нагибаясь под грузною ношей. Пожелай также чуда, чтоб хозяин-иуда Уплатил мне по чести деньжонки…" По селу ходит Дрема. Коробейник Ерема Засыпает под песенку женки: "Спи, мой милый, желанный! Наш сынок бесталанный В рост войдет — и умнее нас станет. Не кручинься, мой светик! Наше детище-цветик, Даст господь, не замрет, не завянет. Я вот так разумею, что тебе, Еремею, Да и мне жить осталося мало. Пожелать только надо, чтобы наше-то чадо, Пробиваясь вперед, не дремало. Я, ученая в школе, не привыкла к неволе И, ее завсегда проклиная, Чую бабьим умишком, что над нашим сынишком Зарумянится зорька иная. А и некую пору будет каждому вору На Руси жить отменно негоже; А и в некое время народится же племя, На людей-ста свободных похоже. Выйдет парень рабочий и до воли охочий!" …И уснула над люлькой бабенка Спит и бедный Ерема. Но не спит только Дрема И пугливо бежит от ребенка.

29 ноября 1881

К НАШЕМУ ЛАГЕРЮ

Много нас, и много слышно звуков. Хор велик; но кто же правит им? Что же мы в поэзии для внуков, Для своих потомков создадим? Чем они с любовью нас помянут, Двинув Русь родимую вперед? Чьи же лавры долго не увянут, Чье же имя долго не умрет? Нет у нас давно певцов великих; В темный век мы слабы без вождя. Мы в степях томительных и диких Словно капли мелкого дождя. Если нива жадно просит влаги, — Мелкий дождь не напоит ее; Если мы развесим наши флаги, — Примут их за жалкое тряпье. Что на них пророчески напишем, Поучая внуков дорогих? Мы едва и сами робко дышим, И нельзя нам оживить других. Суждено проселочной дорогой Нам плестись на маленький Парнас, И страдалец истинный, убогий — Наш народ — не ведает о нас. Да и знать о нас ему не нужно. Все мы мертвы. Он один — живой. И без нас споет он песню дружно Над Днепром, над Волгой и Невой. Не придут от нас в восторг потомки, Видя в нас лишь стонущих рабов, И растопчут жалкие обломки Наших лир и тлеющих гробов. Пусть тогда восстанут наши кости, Потешая деток и внучат; Пусть они спокойно и без злости Из своей могилы прозвучат: "Растоптали нас вы и забыли; Мы лежим, повержены в пыли; Но народ мы истинно любили, Хоть его воспеть и не могли. Пойте сами громче и чудесней! Вам иная доля суждена. Мы себя не услаждали песней, Нас лишь только мучила она. Мы ее болезненно слагали, Пред своим кумиром павши ниц; Петь ее нам только помогали Голоса из склепов и темниц!"

1882

РУЧКА, РУКА И ЛАПА

1 Я смущаюсь и дрожу Ручку я твою держу, Ручку нежную, Белоснежную. Ах! Зачем же так она И бледна и холодна, Ручка нежная, Белоснежная? Эта милая рука Наградит ли бедняка И пожатием И объятием? Прочь, игривые мечты!.. Устремишь, ручонка, ты Пальцев кончики На червончики… 2 Я смущаюсь и дрожу, С озлоблением держу В ночь морозную, Руку грозную. Эта грозная рука Пощадит ли бедняка? Не задавит ля? Не отправит ли?.. …А куда? Куда? Куда?.. Много стран есть, господа, Удивительных, Прохладительных! 3 Лапу твердо я держу И, по совести скажу, — Лапу милую, Не постылую. Эта лапа мужика, Хоть мозольна, но легка, — Лапа важная, Не продажная! …Иль я слеп и бестолков? Иль на лапе перстеньков Не имеется? Но мозоль на лапе той, Честной, доброй и простой, Мне виднеется… И она дороже их — Перстенечков дорогих — Разумеется!

1883

МАКАР

Мой приятель Макар Покорился судьбе. Он ни молод, ни стар. И живет… так себе. Странный он человек! Пожалеешь о нем: То проспит целый век, То вдруг вспыхнет огнем. Он и кроток, и смел, И на все он ходок, Даже сделать сумел Петербург-городок. Поклониться велят — Он отвесит поклон; Гнать заставят телят — И телят гонит он. Хлебца нет — не беда: Он и желуди ест; Загуляет — тогда Рад пропить с шеи крест. Становой пригрозит — Струсит он, как дитя; А медведя сразит Кулачищем шутя. "Веселись, дуралей!" — И Макар запоет. "Слезы горькие лей!" — И он ревмя-ревет. "Сделай флот, старина!" — И плывут корабли. "Обеднела казна"… — Он дает ей рубли. "Правосудно суди!" — И судить он горазд. "На разбой выходи!" — Он пощады не даст. Человек он и зверь; В нем и холод и жар… Но велик ты, поверь, Мой приятель Макар!

1884

ПИИТА [4]

Раз народнику-пиите Так изрек урядник-ундер: "Вы не пойте, погодите, Иль возьму вас на цугундер!" Отвечал с улыбкой робкой Наш певец, потупя очи: "Пусть я буду пешкой, пробкой, Но без песен жить нет мочи. Песня в воздухе несется, Рассыпаясь, замирая; С песней легче сердце бьется; Песня — это звуки рая. Песне сладкой все покорно, И под твердью голубою Песнь не явится позорно Низкой, подлою рабою. Песня — радость в день печальный, С песней счастлив и несчастный…" Вдруг — свисток. Бежит квартальный, А за ним и пристав частный. Отбирают показанья Твердой, быстрою рукою: "Усладили вы терзанья Русской песней, но какою? Вы поете о народе, — Это вредно. Пойте спроста: "Во саду ли, в огороде…" "Возле речки, возле моста…" Много чудных русских песен Как пиите вам известно… Мир поэзии не тесен, Но в кутузке очень тесно". Внявши мудрому совету, Днесь пиита не лукавит: Он теперь в минуту эту Лишь Христа с дьячками славит.

4

Пиита — поэт. (Ред.)

21 декабря 1884

ДО ЗЕЛЕНОГО ЗМИЯ И БЕЛЫХ СЛОНОВ

(Ярмарочные монологи)

Господи! Господи! Что это мне Все нехорошее снится во сне? Кажется, я человек не безбожный? Кажется, я не замечен ни в чем? Я — коммерсант до того осторожный, Что перестал торговать кумачом, Ибо кумач есть материя _красная_, Стало быть, очень и очень опасная, …К черту кумач! Баба, не плачь! Дай-ка мне водочки, Дай мне селедочки!.. Выпить до чертиков смею! Если же явится врач — В шею! Слушай, жена! Хоть кричи — не кричи, Все на подбор либералы врачи. Я охмелел… но я вижу и слышу, Бывши всегда на крамольников яр, Что пожелал нашу новую крышу Выкрасить _красною_ краской маляр… Цыц! Не шалить! Пред моею указкою Крышу мне вымазать дивою краскою! …Вот мой совет: Дикость — не вред… Дайте же водочки, Дайте селедочки… Выпить до чертиков смею! А для врача: "Дома нет! " В шею! …Весь я дрожу. На душе кипяток, — Баба напялила _красный_ платок… "Марья, пойми: это цвет либеральный…" Предупреждаю хозяйку любя. — Слышу в ушах я все звон погребальный, Скоро вдовою оставлю тебя… Впредь же платки от хозяина честного Ты получай только цвета небесного". …Грозен я сам: Всех — по усам! Дайте мне водочки, Дайте селедочки! Выпить до чертиков смею… Лекарь приедет: ко псам! В шею! …Я взбушевался. В башке — ураган: Книгу читает мой сын-мальчуган — Книгу с проклятою _красной_ обложкой. Дело не чисто. Дурачится бес: Книга вдруг сделалась "рыжею кошкой!.. Брось ее в печку скорее, балбес! Батюшки-матушки! светики-братики! Где мне спастись от бесовской "Грамматики"? Книжку — в огонь! Петька, не тронь! Дайте мне водочки, Дайте селедочки! Выпить при чертиках смею… Кажется, лекаря конь?!. В шею! …С водочки белой расстроились мы: _Красного_ цвета боюсь, Как чумы… Чертики пляшут — и весел вельми я… Сели мне на нос… Послушай, жена! Пусть я допьюсь до _зеленого_ змия Или до _белого_ зверя — _слона_… _Белый, зеленый_ — цвета неопасные, Стало быть, очень и очень прекрасные. Марья! Ура! Выпить пора! Дай еще водочки, Дай мне селедочки! Я за слона выпить смею… Лекаря гнать со двора — В шею!

<1888>

NOTTURNO [5]

Далеко до блеска мая… Ночь холодная, немая Смотрит мрачным палачом. В окна вьюга бьет тревогу, И на улицу, ей-богу, Не заманишь… калачом. Ночь темна. Играй хоть в жмурки. Леденея, у конурки, Вторит вьюге бедный пес. Ох ты, пес мой, пес мохнатый, Сколько ты в ночи проклятой Злого горя перенес! Далеко до блеска мая… Вьюге жалобно внимая, Встал с полатей мужичок. От бабенки отвернулся Почесался, потянулся И умчался… в кабачок. Далеко до блеска мая… Спотыкаясь и хромая, Утопая вся в снегу, Лошадёнка страх — худая. Колокольчик, "дар Валдая", Приуныл — и ни гу-гу. Ночь темна. Луна не блещет. Мужичок кобылку хлещет. Бесконечно, без числа, У кобылки поступь шатка… Сколько муки ты, лошадка, В злую ночь перенесла! Ночь светлеет понемногу. Месяц выступил в дорогу, Озаряя небосвод… Небо зимнее лазурно, — И тоскливое "Notturno" Ведьма-вьюга не поет.

5

notturno.
– (Итал.) — ноктюрн, ночная песнь. (Ред.)

1 февраля 1889

ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ

Сегодня много лет минуло нам… О Муза! Состарились с тобой мы оба… Грустно мне, Но я еще бодрюсь и не хочу союза С тобою разрушать в душевной глубине. Не обольщали нас небесные светила, Не увлекались мы в мечтах: "Туда, туда!" Со мной ты злилася, смеялась и грустила, Когда царил Порок и плакала Нужда. Как юноша-поэт, "восторгами объятый", Я к небу не летал (царит на небе мгла). Родимая земля с печальной русской хатой И с грустной песенкой к себе меня влекла. Ты не являлась мне в венке благоуханном: Он не к лицу тебе, союзница, поверь. Но… — грешный человек… — в мечтании гуманном, Я верил, что для всех есть "милосердья дверь". Как сказочный Иван, "по щучьему веленью", Я с трепетом молил смиренно вот о чем: "Пусть Солнце-батюшко младому поколенью Даст в неба весточку живительным лучом. Пусть юноша-поэт забудется, срывая "С одежды облачной цветы и янтари". Не так поется мне… Пою, не унывая: "Ох, Солнце-батюшко! Весну нам подари! Пусть скроется навек земное "горе-лихо"… Тогда, в желанный час, мы с Музою вдвоем, Забытые людьми, уснем спокойно, тихо, И песню сладкую в могиле допоем".