Я очень тебя люблю, девочка. Прости меня. Твоя любящая тетка Сюзанна Стоун…

И в комнате, освещенной оранжевым теплым светом, прозвучали эхом слова:

— Прости меня… Прости меня, тетя, пожалуйста, прости… Бедная моя…

Бывают такие ночи в жизни человека. Всего несколько часов — и вся жизнь меняется, становится с ног на голову либо наоборот, проясняется. Можно было без преувеличения сказать, что эта ночь изменила Хелен Стоун до неузнаваемости. Пелена спала с ее глаз, что-то во Вселенной щелкнуло, сверкнуло — и девушка сама ужаснулась тому заблуждению, в котором прожила все эти годы.

Первым же движением Хелен после прочтения старого дневника, движением почти инстинктивным, безотчетным, было броситься в комнату родителей и начать судорожно перерывать старые фотографии в поисках той самой. «От неудавшейся Сары Бернар». Она нашла ее на полу между кроватью и окном, куда сама же и швырнула в сердцах. Но теперь все изменилось. Хелен сидела на ступенях лестницы и рассматривала насмешливую и горькую улыбку, серьезные глаза и вызывающе откинутую голову Сюзанны Стоун, неудавшейся актрисы, хулиганки и бунтарки, в чьей груди билось любящее и горячее сердце…

Хелен снова и снова вспоминала свое детство и ужасалась тому, что все эти годы считала его безотрадным и несчастным. Сколько же она пропустила! И как мало дала взамен той, которая самоотверженно и с любовью растила ее, защищая — теперь Хелен это ясно понимала — от всех напастей.

Дневник не превратил Сюзанну в праведницу — это было бы невозможно. Но теперь повзрослевшая Хелен смотрела на свою тетку совсем другими глазами, понимая и ее трагедию, и силу ее духа.

А под утро пришли совсем другие мысли, куда более бессвязные и тревожные. Они кружились в голове девушки, и Хелен воспаленными глазами вглядывалась в стремительно сереющее за окном небо, пила тысячную чашку кофе — и все никак не могла привести их в порядок. В конце концов она почувствовала, что ей нужен собеседник. За последние месяцы она привыкла к тому, чтобы советоваться с бесплотным и в то же время таким реальным другом — абонентом 8479.

…Знаете, друг мой, у меня сейчас какое-то смутное состояние. Словно я запыхалась от быстрого бега, вошла в свой дом — а дома-то и нет! Наверное, дело в том, что в глубине души обидно сознавать себя бессердечной дурой. Особенно если всю жизнь до этого считаешь себя невинной жертвой.

Я сегодня узнала очень многое о человеке, который был со мной рядом долгие годы. Я привыкла осуждать и бояться этого человека, презирать его привычки, считать его легкомысленным и вздорным, — а этот человек всю жизнь оберегал меня своей любовью, терпеливо нес свой крест, знал о скорой и мучительной смерти, но ни разу не пожаловался, а сделал все, чтобы устроить мою жизнь и уйти со спокойной душой. Грешной, мятежной — но спокойной.

Теперь мне почти наверняка кажется, что мы с вами встретимся. Уж слишком много накопилось анонимных криков наших с вами сердец.

И самое главное, из-за чего я не могу найти покоя и сижу без сна на своей кухне. Я узнала, скажем так, тайну начала моей карьеры. Без подробностей трудно объяснять, но если попытаться — меня насильно оторвали от любимого человека, приведя совершенно убийственный довод, который на самом деле оказался ложью. Я не уверена, что тот, кто это сделал, знал правду, но в любом случае — прежний кошмар между нами больше не стоит. И сейчас я начала задумываться — а мог ли тот, кого я любила почти четыре года, быть настолько безнравственным и растленным типом, каким мне его настойчиво пытались представить? И не была ли вся эта история подстроена специально, чтобы нас разлучить?

Почему я дала себя одурачить? Да потому, что всю жизнь была слабовольной дурой, идущей на поводу у других. Ведь я же прожила с ним все это время! Я смотрела в его глаза, я слушала его рассказы, я видела, как он разговаривает с собаками и детьми… Он был легкомысленным? — О да! Но он никогда не был подлым.

Переписка с вами, мой друг, помогла мне необыкновенно. Во всяком случае, теперь я знаю точно: нельзя молчать. Надо говорить, кричать, шептать о своих чувствах, надо признаваться в своей любви каждый день, каждую минуту, надо спрашивать и отвечать. Молчание убивает. Оно рождает недоверие. Самые подлые мысли рождаются в тишине… С вами я ПРОГОВОРИЛА вслух то, что меня мучило, — и кошмар начал рассеиваться. Возможно, теперь я наберусь однажды сил, найду его и поговорю. Скорее всего, и даже наверняка ничего нельзя вернуть, да я и не уверена, что хочу этого. Я сильно изменилась за эти месяцы. Но оставить все так, как есть, — значит, предать нашу великую любовь. А она была великой — это я знаю точно…

…Никогда я, в сущности, не верил в родство душ, но — вот вам чистая правда, как перед священником. Видите, чернила другие? Это потому, что начало этого письма я дописываю после получения вашего послания. Я получил его именно в тот день, когда сам собирался рассказать вам о неожиданных и важных событиях. Итак, вот они, хотя вы абсолютно правы: все труднее оставаться в рамках анонимности.

Я мужчина и потому не мог себе позволить просто впасть в депрессию. Ходил на работу, делал вид, что руковожу, проводил деловые встречи, даже увольнял кого-то… На самом деле я все время думал о ней, о той, которую так любил. И странное дело — только недавно меня осенило: а ведь я толком с ней не поговорил! Я просто поверил тому, что МНЕ СКАЗАЛИ О НЕЙ. Все сошлось один к одному, все совпало, и я, словно маленький мальчик, обиделся, надулся, цедил слова сквозь зубы, отводил взгляд и в каждом ее слове или поступке искал подтверждения ЧУЖИМ словам.

Но ведь мы с ней прожили почти четыре года. Я смотрел ей в глаза. Я слушал ее смех. Я видел, как она гладит кошек и улыбается малышам в колясках. Она делала это бессознательно, даже когда не знала, что я на нее смотрю. Могла ли она быть бессердечной? Нет. Что же до расчетливости… Мне все чаще кажется, что те события явились следствием ужасающего совпадения мелочей. И я должен в этом разобраться. Скорее всего, ничего вернуть нельзя, да и не нужно… «Туда, где было хорошо, Не стоит больше возвращаться»… Но теперь я почти уверен, что мы с моей возлюбленной нашу историю не закончили…