— Он застрелился?

— Да. Он промахнулся на шестнадцатом, ухлопал Альберта Мейора и тотчас же, не говоря ни слова, выстрелил себе в рот. Я был по счету девятым…

Судя по всему, Анна Шеккер находилась под сильным впечатлением. Девушка притихла. Она со страхом и восхищением смотрела на яблоко, вышитое на майке летчика. Оксана действительно была изумлена тем, что ей рассказал Людвиг. Вот, оказывается, какими методами эти люди воспитывали в себе отчаянную, бесшабашную храбрость, презрение к смерти. Ведь майор Вернер гордился тем, что имеет право носить под мундиром возле сердца значок ордена «Простреленное яблоко». А как завидуют ему другие!

— Я представляю себе, как это было, — широко раскрыв мечтательные глаза, тихо произнесла девушка. — Вы смелый, бесстрашный, стоите у стены, на голове — освещенное фонариками яблоко, а где–то в темноте целится из своего пистолета этот ужасный пьяный барон. У вас было бледное лицо?

— Не знаю. Впрочем, я всегда становлюсь бледным, когда выпью.

— Какой вы храбрец! — воскликнула Оксана восторженно.

— Храбрость имеет различные оттенки, — серьезно сказал Вернер. — Я задумывался над этим вопросом не раз. Если говорить о том случае, который ты имеешь ввиду, то, во–первых, я был пьян тогда, а храбрость пьяного чаще всего граничит с глупостью. Кроме того, в кругу летчиков у меня было особое положение. Это ужасно, Анна, поверь мне. Я люблю свою мать, я ее боготворю. Но она полька… Я страдал. Я был лучшим учеником в летной школе и все же чувствовал на себе косые взгляды… Я из кожи лез, чтобы доказать своим товарищам, чистокровным арийцам, что я не хуже их — сильнее, отважнее, мужественнее. Понимаешь, что я почувствовал, когда барон Шварцкопф в присутствии других летчиков назвал меня трусом? Я готов был задушить его.

— Вы и сейчас страдаете… — бросила пробный камешек в душу летчика Оксана.

— Сейчас? Пожалуй, нет. Я стал старше, умнее. Что бы ни говорили эти ученые специалисты — я настоящий немец. Я это доказал на войне. Кроме того, я понял истину: все мы — стопроцентные и пятидесятипроцентные — равны перед богом, и Кого он позовет к себе первым — его воля.

Последние слова Людвиг произнес с нескрываемой иронией, и они, очевидно, были полностью предназначены для набожной Анны. Девушка, казалось, приняла их всерьез и перекрестилась.

Они долго шли молча. Вернер, думая о чем–то, по–недоброму щурил глаза и катал желваки под кожей. Его длинные пушистые ресницы вздрагивали.

— А все–таки это очень–очень романтично, — сказала вдруг Оксана. — От вашего значка веет поэзией старинных рыцарских обычаев. — Она мечтательно улыбнулась и добавила певуче, точно прислушиваясь, как звучат ее слова:

— Рыцарь «Простреленного яблока»!..

— Да, девушкам это должно нравиться. — равнодушно кивнул головой Вернер.

— Скажите, Людвиг, — поинтересовалась Оксана, — подполковник Хенниг — тоже рыцарь вашего тайного ордена?

— Нет, Эрнст оказался умнее нас. Он, видимо, пронюхал что–то и держался подальше от барона.

— Но ведь его могли заподозрить в отсутствии мужества, храбрости?

Презрительная улыбка тронула губы Вернера.

— Видишь ли, Анна, — сказал он язвительно, — отвага нашего командира общеизвестна с давних пор. Его мужество не требует испытаний и проверки. Поэтому Эрнст остается на земле, а полк на задание водит его заместитель.

…Каждый день после завтрака они уходили подальше от аэродрома, бродили по полям, по берегу реки и болтали. Вернер отдыхал, набирался сил для будущих своих подвигов — генерал Ригель предоставил ему десятидневный отпуск для этой цели. Оксана не пыталась выведать у летчика какие–либо сведения военного характера и даже не заводила разговора на эти темы. Ее интересовало другое–чувства и мысли Людвига–Станислава. Чтобы успешно бороться с врагом, его нужно хорошо знать. А за эти дни девушка узнала многое.

9. ПИСЬМА

Оксана передала связному записку с важным сообщением: дивизия бомбардировщиков дальнего действия, базирующаяся на Полянских аэродромах, в ближайшее время будет переброшена в Ворошиловград.

Эту новость сообщил девушке Людвиг.

После длительного перерыва майор Вернер снова принял командование эскадрильей и уже успел сделать несколько чрезвычайно удачных вылетов, нанося бомбовые удары по тылам советских войск. Теперь у него было мало свободного времени, и он уже не приглашал Оксану совершить с ним прогулку за город. Они встречались только в столовой и успевали переброситься всего лишь несколькими словами. Летчик, по–видимому, полностью был поглощен своими служебными делами и интересами.

Оксана была рада этому. Она чувствовала, что тот Людвиг–Станислав, который бродил с ней по полям, рассказывал о своей семье, любовался сорванными цветочками, невольно возбуждал в ней какую–то симпатию к себе, притуплял ее ненависть. Сейчас все стало на свое место: майор Вернер был только врагом, причем врагом более опасным и страшным, нежели подполковник Хенниг, уже хотя бы по той причине, что был в несколько раз храбрее Хеннига. И вдруг Людвиг снова удивил Оксану своей добротой и сердечностью. Летчик явился на квартиру сестрички, принеся с собой небольшой чемодан.

— Анна, мы скоро покидаем Полянск, — сказал он, раскрывая чемодан. — На прощанье я хочу подарить тебе кое–что. Пожалуйста, не маши руками. Это совершенно не нужные мне вещи, а тебе они пригодятся. Никогда не отказывайся от подарков, если они сделаны от чистого сердца и без всяких задних мыслей.

Он выложил на стол небольшой коврик, белое покрывало для постели, узорчатую шелковую скатерть и две книги: «Страдание молодого Вертера» Гете и «Сказки Андерсена».

— Книги я возьму, Людвиг, — заявила Оксана. — Большое, большое спасибо за них. Я тронута… А остальное не могу принять. Я говорю совершенно серьезно. Людвиг.