Отказаться от немочки, «умертвить» ее не представляло труда — Анна Шеккер была всего лишь именем. Но за это имя заплачено дорогой ценой. Оно словно впитало в себя и кровь тех, кто погиб, похищая настоящую переводчицу в штабе карательного отряда гитлеровцев, и смертельный риск тех, кто с документами и одеждой Анны разыскивал больную Оксану, чтобы превратить ее в невидимку, и надежду тех, кто, даже не зная о существовании Оксаны, верил, что в тылу у гитлеровцев действуют бесстрашные люди, добывающие для армии ценнейшие сведения о противнике.

Анна Шеккер не могла умереть. Она слишком дорого стоила. Дороже жизни разведчицы, назвавшейся этим именем.

Девушка не видела ничего перед собой. Ей казалось, что она стоит на краю высокого, страшного обрыва. Она слышала, как сердито, ненасытно шипит пламя лампы, и это пламя словно пробивалось ей в грудь, жгло сердце. Ненависть! Ее сила — ненависть! Пусть пылает неугасимый, никем не видимый огонь святой ненависти и также невидимо испепеляет врагов. Анна Шеккер — оружие. Оксана не выпустит этого оружия из рук!

— Сейчас…

Девушка стиснула зубы, проглотила горький комок и, не сказав ни слова, пошла в свою комнату.

Минут через семь она вышла на крыльцо все еще бледная, с темными кругами у глаз, но уже посвежевшая, причесанная, подтянутая.

Невдалеке от Тихого, склонив русые головки, застыли два соседских мальчика, с ребячьим любопытством наблюдавшие за работой жестянщика.

— Вам что тут! Марш!!

Мальчишек точно ветром сдуло. Их босые пятки мелькнули над затрещавшим тыном. Соседские детишки боялись квартирантки тети Насти хуже огня: немкеня, гордая и злая, как черт. Из–за тына донесся негромкий возглас:

— Колбаса, капуста!

Тихий спокойно и внимательно оглядел Оксану.

— Ничего, — произнес он одобрительно. — Другой разговор…

— Сегодня буду разговаривать с Беккером, — сухо сказала Оксана.

— Ты не горячись. Не рановато?

— Пора.

— Смотри… Тебе видней. Может, оружие подбросить?..

— Не нужно. Я в Беккере уверена.

— Завтра встретит второй или третий связной. Будем начеку. И еще один человек понаблюдает со стороны. Может, за тобой уже слежка.

— Вы, дядя, не копайтесь, как жук в навозе, — резко и недовольно сказала Оксана, прислушиваясь к голосам на улице. — Я из–за вас опаздываю. Сейчас хозяйка придет.

— Минуточку, барышня, кончаю, — усмехнулся Тихий и ловко подхватил на кончик паяльника каплю расплавленного олова. — Я вас не задержу. Вот только тут подбавить на всякий случай. Готовьте денежки. Ну, слава богу, — продолжал он шепотом, — воскресла моя голубка… Я ведь утешать не могу, Ромашка. Таланта на это не имею. Скажу тебе только…

Он запнулся, кашлянул и еще ниже наклонил голову. Голос стал хрипловатым.

— Пожалуй, нужно сказать, чтоб ты знала, как нам приходится. Нашу радистку убитую видела?

— Да.

— Вот. Наташенька… Моя дочь родная, меньшенькая… Восемнадцать годиков всего. Кто утешит? Нет нам утешения… Принимайте вашу кастрюльку и платите денежки, барышня хорошая.

Тихий отставил кастрюлю, снял очки и вытер грязным платочком глаза.

— Стариковские глаза: слезятся на ветру, проклятые…

Он уже складывал инструмент в сумку. Пораженная Оксана не знала, что сказать Красивая, хрупкая девушка со светлой косой — дочь Тихого. «Младшенькая»… Он знал о гибели дочери, и его горе было не меньшим, но оно не подкосило его. Тихий оставался на посту. Ходил по городу, кричал нараспев, паял посуду, латал старые ведра… Он организовал убийство полицейского в больнице, отвел удар от организации, наладил прерванную связь. Вот он. усталый, внешне равнодушный, пересчитывает поданные ею деньги, слюнявя грязные, обожженные кислотой пальцы.

— Ну, что задумалась?.. У кого теперь горя нет? Головку выше, веселей держи. Тебе…

Тихий не договопил. Послышался стук калитки, и из–за угла вышла тетя Настя.

— Аня, ты еще дома?

— Сейчас ухожу.

Жестянщик поплевал на деньги — почин! — и спрятал их в карман.

— Как ваше ведро, хозяюшка? — спросил он у тетки Насти, вешая на плечо сумку. — Работой довольны? Не течет?

— Вроде нет.

Тихий удовлетворенно хмыкнул, свертывая цыгарку.

— Вот я и говорю барышне… важно, говорю, не то, что дорого стоит, лишь бы работа была настоящая, качественная была. Сейчас какой мастер пошел? Тяп–ляп, партачи!..