Среди этой возни, в которой принимал деятельное участие, а иногда являлся даже и зачинщиком Невельской, никто и не заметил, как вошедший матрос тихонько сообщил командиру, что в бухту вошел корабль. Невельской отошел в сторону, поманил к себе матушку и вышел с нею по направлению к якорной стоянке кораблей. К берегу причалила шлюпка, из нее вышел высокий статный офицер в полной парадной форме Семеновского полка, с густыми эполетами штаб-офицера. Увидев, что эта блестящая фигура направляется к ним, матушка вскрикнула, освободила свою руку и изо всех сил побежала обратно к дому. Там она забилась в свободную комнату и притаилась.

Майор гвардии Буссе приветствовал Невельского. Он был разочарован: в этом маленьком сухощавом замухрышке, на котором потрепанный морской длинный сюртук, с давно потемневшими эполетами и почти черными пуговицами, трудно было признать могущественного «джангина», царившего над десятком туземных племен и заставлявшего их повиноваться одним своим именем.

Взглянув сощуренными глазами на петербургского щеголя, рапортовавшего о прибытии с десантом, Невельской досадливо отмахнулся и сказал:

— Поговорим потом, дома, — и повернул обратно.

За ним побежали сидевшие до сих пор на песке Петровской кошки гиляки.

— Тунгусы? — поморщился на их шкуры Буссе.

— Местные гиляки.

— Как, однако, они у вас бесцеремонны!

— Вы для них диво-дивное, как же им не гнаться за вами! — насмешливо сказал, блеснув глазами, Невельской.

Действительно, на фоне этой почти пустынной кошки и ее нескольких жалких бревенчатых домишек фигура «паркетного петербургского шаркуна» казалась странной даже и не для гиляков.

Компания продолжала шумно развлекаться, из дома разносился рыкающий по-львиному бас отца Гавриила, рокот гитары и звонкий женский смех.

«Что это у них за матросское веселье?» — брезгливо пожал плечами Буссе, входя в распахнутую Невельским дверь.

Навстречу с приветливой улыбкой шла Екатерина Ивановна, протягивая гостю руку. По комнате, заставленной некрашеными разнокалиберными стульями и табуретами, распространился аромат дорогих духов и помады.

«Хороша!» — оценил про себя хозяйку Буссе, давая такую же оценку и другой даме, Бачмановой.

Оставив Буссе с дамами, Невельской отправился на корабль, тем самым предупредив явку к нему капитана Фуругельма, повидался с приехавшим в состав экспедиции дельным и мрачным лейтенантом Рудановским, осмотрел команду и получил подробную справку о пришедшем на корабле грузе.

Вернулся он поздно ночью, когда все, кроме Екатерины Ивановны, занимавшей гостя, уже спали. Прошел к себе в кабинет, попросил подать туда чай и пригласил Буссе.

— Ну-с, Николай Васильевич, а теперь поговорим.

— Десант, который я доставил, состоит…

— Я все это, знаю. Меня интересует другое: что мы с вами будем делать дальше? — Он насмешливо посмотрел на вылощенного гвардейца.

— Мои инструкции, — доложил Буссе, — таковы: свести на берег десант, сдать его вам, разгрузить корабль и поспешить в Петропавловск.

— А как поступать дальше нам?

Буссе смутился:

— Вы просите совета?

— Нет, просто обоснованного мнения, а не инструкций.

— Дальше погрузите десант и запасы на зиму на другой корабль уже вы сюда придет корабль «Константин» или «Иртыш» — и под начальством привезенного мной лейтенанта Рудановского займете пост на западном берегу Сахалина, Занимать Аниву запрещено.

— А вы — Геннадий Иванович глубоко затянулся последней затяжкой и окружил себя синевато-серыми облаками трубочного табака.

— Я, по предписанию, возвращаюсь немедленно по разгрузке «Николая» в Аян, затем в Иркутск, и дальше — на спешную ревизию казачьего полка — в Якутск…

— Не выходит, Николай Васильевич, — выбивая трубку, спокойно сказал Геннадий Иванович. — Команду разгружать здесь некуда и незачем: через два месяца опять придется нагружаться, а тогда уж мешать будут сильные ветры. Да и устраиваться на новом месте не время. Те же бури. Тогда до зимы люди не обживутся и с непривычки начнут хворать… Я думаю иначе.

Буссе слушал и не верил ушам.

— Я думаю так, — продолжал Геннадий Иванович, — послезавтра снимаемся с якоря и плывем с вами в Аян. Там я вытяну от Кашеварова все его продовольствие, доставленное вами довольно для Сахалина, но не довольно для всех постов экспедиции… Вы вот, такой рьяный исполнитель инструкций, привезли около ста человек команды, а второго офицера и доктора не догадались!

Буссе часто заморгал и подумал: «Наверное, Рудановский наябедничал». Замечание пришлось не в бровь, а в глаз, так как Буссе сам отказался от доктора — ради экономии.