В Охотске Шелихов пробыл недолго. Через два дня после отправки кораблей у начальника порта состоялся прощальный обед в честь столичного гостя.

— Вот что, ваше высокоблагородие, — обратился к начальнику порта Шелихов, когда все уже достаточно нагрузились и речи лились свободно, — хочу я от тебя из Охотска бежать. Не сердись, да видишь ли что — выход из своего порта вроде выигрыш какой: не успел поймать прилив, поминай как звали. Либо в море унесет и выбросит на камни, либо кинет на отмель — не сойдешь. Каждый год по кораблю теряю, а то и по два. Уйду подальше, хошь на Улью. Там и леса хорошие и спокойнее.

— А правительство? — возразил хозяин. — Я-то перечить не буду, но за Санкт-Петербург не ручаюсь. Порт обошелся дорого, и кто же осмелится заявить, что деньги выброшены на ветер?

— Похлопочем… не правда ли, Николай Петрович? — Шелихов вопросительно посмотрел на Резанова.

— Да, выход в море здесь — это какой-то цирковой фокус-покус, подтвердил Резанов.

— Веришь ли, — продолжал Шелихов, — каждый раз, как отправляю суда, дрожмя дрожу, удастся ли выбраться из этой проклятой мышеловки. Даром гибнут и труды и капиталы. А люди? Не воскресишь… Слава богу, — перекрестился он, — на этот раз удалось…

Обратно Шелихов и Резанов ехали налегке. За ними тянулись и все возвращавшиеся с лошадьми домой якуты. На этот раз они везли только небольшой запас продовольствия и закупленные Шелиховым на охотской ярмарке в небольшом количестве товары да подарки жене и детям.

Григорий Иванович уже пришел к окончательному выводу, что в лице Резанова он может приобрести надежного и знающего помощника в Петербурге и, по всему вероятию, вполне подходящего мужа для своей Анны.

— Ну, так что же скажешь на все это, дорогой Николай Петрович? заговорил он, когда выехали из Охотска. — Что думаешь о монахах? Справятся ли?..

— Смотря с чем, — ответил Резанов, решив быть откровенным. — К проповеди христианства они непривычны и как-то мало полагают о своей миссии — никак к ней не подготовились. Изучать язык, да и то слишком поздно, начал один Ювеналий. Но чего стоит один вид его: скорее напугает, чем привлечет какого-нибудь конягу. Плана будущих работ миссии вовсе нет.

— Я, признаться, тоже не больно на них рассчитываю, — раздумчиво проговорил Шелихов. — Но если поставят как следует хоть одни школы, будет большая польза. Торжественность богослужения привлечет дикарей. О школах много думаю и заставлю ими заниматься. А вообще замыслил я так: дадены нам милостию божией многие земли, никем не занятые и даже незнаемые, изобилующие богатствами. Что из сего следует? Первое дело — удержать уже известные. Народцы тут хорошие — их лаской взять легче, нежели насилием. Они сыздавна терпят от белых, да и сами из ссор не выходят, войнами уничтожают друг друга. Мне старшины их частенько говорили на Кадьяке, когда мы подружились: «Спасибо, вы пришли, а то мы выбили бы друг друга до последнего человека». Ну, так вот я и положил: первое — их приручить и землю закрепить за матушкой Россией; второе — не останавливаться с приобретением земель новых. Тут я наметил два пути: один к северу — через пролив до самого полюса…

— Далеко хватил, Григорий Иванович, — усмехнулся Резанов. — Когда же ты…

— Я не для себя так рассуждаю, не я сделать должен, другие — вся Россия, а я только пути намечаю… Другой путь — к югу до самой реки Колумбии или даже до Калифорнии, где земля знатно родит — кормить будет. А по нашу сторону океана — все Курильские острова, до самого Японского государства.

— Так, так… — Резанов улыбался, но слушал с возрастающим вниманием.

— Зверя, вишь, тут морского, кажется, много. Не перечесть, — продолжал Шелихов. — Да поберегать его все же надо так, чтобы он был без переводу. Ты смотри, хороший был еще недавно и прибыльный зверь «морская корова», а где он теперь? В музеях, может быть, да и то скоро не найдешь. Я еще застал его у островов. А что делали промысловики? Печень вырежут, а несколько тонн хорошего мяса выбросят в море. Ну вот, так будет и с китами. Зверя надо беречь… А земля? Мы вот чуть копнули — железо нашли, медь… Об этом надо подумать. Кто может навести порядок? Хозяин, а ему-то и не дают развернуться, всячески мешают. Ватаги наши не хозяева — разбойники…

— Пойми, друг, — повысил он голос, — я не монополии, я порядка добиваюсь и мощного капитала. С «пятачком» можно урвать то тут, то там. А нам великое товарищество нужно — с миллионами… Польза, прибытки — это потом, они не уйдут… Кто же будет защищать нас? Сами? Да разве новые рубежи, что мы создаем государству, можем сами защитить! Правда, пока поневоле стараемся, а что видим? Чуть где-нибудь наладили, придут Куки, Чатамы и выхватят подготовленное из-под носа, нагадят и уйдут. Так вот и бьемся… Вы там в столицах сидите да похваливаете нас… Хорошо… А надо и помогать!.. Просил я тотчас после удачи Лаксмана в Японии послать новую экспедицию. Матушка царица поняла, что дело не терпит, — к сибирскому генерал-губернатору… А у того, вишь, денег нет. Да надо бы экспедицию не от него, а высокую — от государства… Ну и застопорилось. Зачинать, что я затеял, конечно, можно, но дальше надо разворачивать это дело. Хватит ли меня? Капиталу у меня для своего дома довольно, нажить сумею и больше, но в этом ли дело! Я хочу, чтобы с уважением и трепетом говорили не «Англия», а «Россия». Понимаешь, Россия, а не какая-то там Ост-Индия. Наша Российская Америка, вот что нужно… И достигнуть этого могу! Генерал Пиль правильно доносил в Петербург царице: «Заведется Удинский порт, и умножатся при оном военные силы ваши». Но пока их нет… Вот хочу дорогу на свой счет от Охотска к Иркутску построить, измучился, а разрешения все не имею. Открыть Удинский порт для купеческих кораблей тоже не могу… Ты подумай, Николай Петрович, Кантон, Макао, Батавия, Филиппинские острова ждут нашей торговли. С ними и разговор может идти не об одних китах, а обо всем, чем так богат наш и американский пустопорожний сейчас и север и юг. А у нас руки связаны, и никто в столицах не может и не хочет объяснить, насколько все, что говорю, важно. Сандвичевы острова не займем, попомни — другие займут. А Сахалин и река Амур? Неужто можно спокойно сидеть и ждать, когда сядут другие? Не дай бог увидеть это… Ты спрашивал о промышленнике Звездочетове, которого я на Курилы послал с партией. Я и сам знаю — ненадежный человек, может загубить все дело на Урупе. Но ведь другого-то, лучшего, нет!

Резанова оглушила перспектива разворота дел, начатых Шелиховым, перерастающих на глазах в целое государство. Это был целый, связный и продуманный план, для осуществления которого мало было одной жизни…

— Григорий Иванович, — произнес он неуверенно, — я хорошо понимаю и целесообразность и осуществимость вами задуманного. Однако без помощи человека, который бы думал, как вы, и умел бы действовать на петербургской почве, не обойтись… Есть у вас такой человек в Петербурге?

— К тому, голубчик, и гну… Нет… За деньги таких в Питере найдешь хоть нескольких, даже честных и знающих, и вес имеющих, а вот такого, который зажегся бы и горел, покуда жив, такого у меня нет… На островах нашел такого — Баранова Александра Андреевича. Загорелся, признаюсь, он не сразу, а как вспыхнул — ну, прямо удержу нет: и не только исполнит все в акурате, а еще и подскажет, предусмотрит… Ну, словом, лучшего не надо… Зато компаньоны мои, прямо скажу, грабители — в ложке воды готовы утопить. А с ними и братец мой родной Василий — продажная душонка… Вот и посуди: в Иркутске живу, как на вулкане: ходи да оглядайся кругом. В Охотском — сам видал… Наезжаю сюда каждый год, а то и два раза. А нужно бы просто жить здесь да глаз не спущать — отсюдова все снабжение, отсюда и дурную славу пущают. Эх! — Он махнул рукой и долго ехал молча.

— Много претерпевает от оговоров и Баранов. Обносят его передо мной всячески. Я, видишь ли, — Шелихов усмехнулся, — притворяюсь, что верю клевете и оговорам, запрашиваю его, что, мол, так и так. А он опасается, честная душа, что я и впрямь могу поверить клевете, огорчается и оправдывается… Не понимает, что иначе не скажешь ему в письме: «Бди и смотри, чем не брезгуют враги, научись различать их».

Шелихов весело засмеялся и прибавил:

— Люблю я Александра Андреевича всей душой. Да и он меня премного уважает…