Охранник не верит ни единому моему слову. Но искра, способная зажечь весь блок, уже погасла, он со своей задачей справился. Пока он разгоняет остальных арестантов, Компактный встает и поправляет смявшуюся в драке одежду.

– Я помог тебе в это влезть, – говорю я. – И теперь я никуда не уйду.

На следующий день заканчивается отбор присяжных для моего суда, а у Компактного начинается сам суд. Нас отводят в зал одновременно.

– Ты небось принарядишься в рубашку от братьев Брукс, – поддевает меня Компактный.

Между прочим, именно в нее.

– И что не так?

– Химик, – ухмыляется Компактный, – Брукс нам не братья.

– Ты, похоже, считаешь, что в суд нужно идти в полосатом костюме и в гетрах.

– Только если тебя зовут Аль Капоне.

Нашей беседе мешает влетевший в камеру Твитч.

– Я сейчас не торгую! – цыкает на него Компактный.

Глаза наркомана бегают из стороны в сторону.

– Я оказываю тебе услугу, старик, – говорит Твитч. – И ты мог бы сделать это мне в ответ.

Он хочет обменять какие-то сведения на бесплатный децл. Компактный выжидающе скрещивает руки на груди.

– Слушаю.

– Я сегодня утром был в госпитале и услышал, как один вертухай говорил… Он сказал, что они воспользуются стулом «Босс». [27]

– Почему я должен тебе верить?

Твитч пожимает плечами.

– Не я ношу в жопе пулю.

– Если я вернусь из суда и то, что ты сказал, окажется правдой, – говорит Компактный, – ты свое получишь.

После обещания новой дозы Твитч как на крыльях вылетает из нашей камеры.

– Придется спрятать пулю здесь.

Я смотрю на него как на сумасшедшего. Если мы оба покинем камеру и присматривать за нашим сокровищем будет некому, нужно взять его с собой – и все тут.

– Если Твитч не сбрехал, сегодня нас не просто разденут, а еще и усадят на стул-металлодетектор.

Компактный лезет под нижнюю койку и ковыряет цемент между кирпичами. За несколько минут ему удается сделать дыру, в которую легко поместится пуля двадцать второго калибра. Он встает, достает тюбик зубной пасты и банку слабительного. Смешивает компоненты в раковине, набирает пригоршню…

– Стой на шухере, – говорит он и снова лезет под койку, на сей раз чтобы замазать щель.

Из здания суда обратно в тюрьму нас с Компактным ведут вместе, сковав одними наручниками. Говорит он меньше обычного, как будто чем-то напуган. Печально, но факт: как бы паршиво не было в тюрьме, реальность, с которой сталкиваешься в суде, гораздо ужаснее. Я не успел еще распробовать горечь своей участи, а Компактный сегодня проглотил таблетку целиком.

– Так что, – пытаюсь я взбодрить его, – прикинешься О. Джеем Симпсоном?

Он оглядывается через плечо.

– Ага. Они у меня с рук кормятся.

– А надеть окровавленную перчатку на эту руку сможешь?

Компактный смеется. Прежде чем запустить на блок, нас снова раздевают и обыскивают. Улегшись на нижнюю койку, я прислушиваюсь к шорохам в коридоре: охранники выходят на осмотр. Ближе к вечеру привычный уровень шума значительно возрастает: в общей комнате заключенные кричат друг на друга и лупят картами о металлическую столешницу, телевизор блеет что-то невнятное, сливные бачки урчат, в душах журчит вода.

Компактный садится на табурет, зажав ладони между коленями.

– Адвокат говорит, мне светит лет десять, – говорит он. – Через десять лет моему мальчишке будет ровно столько же, сколько было мне, когда меня приняли в банду.

Мне нечего сказать. Мы оба знаем, что как бы ни пытались обогнать прошлое, оно всегда пересекает финишную прямую первым.

– Эй, старик, сделай одолжение – проверь эти хреновы кирпичи.

Я становлюсь на четвереньки и заползаю под нижнюю койку. Едкий запах мяты и пороха, просыпанного на цементный пол ощущается раньше, чем я вижу дыру в стене.

А затем следует выстрел.

Он громче, чем вы думаете. Он эхом отлетает от стен, и я глохну. Объятый ужасом, я выбираюсь из-под койки и едва успеваю поймать Компактного, рухнувшего с табурета. Глаза е закатываются; меня заливает его кровью.

– Кто это был?! – кричу я в моментально собравшуюся толпу. Я пытаюсь различить стрелка, но робы сливаются воедино.

Компактный давит на меня грудой веса и неописуемого отчаяния. «Что это такое: слева черное, справа белое, а всюду – красное?» – вспоминаю я шуточную загадку, однажды рассказанную Софи. Я не помню разгадку, но придумываю свою: «Негр, умирающий в тюрьме, и белый, наблюдающий за ним».