Шрифт:
Ты изумленно смотришь на меня, и я уже жалею, что затеял этот разговор.
– Она сама не знала, что творит, – оправдываюсь я. – Она…
– Как ты можешь ее защищать? – перебиваешь меня ты. – Если бы Эрик хоть раз… если бы он…
Ты замолкаешь, и все становится на свои места: вместе с формой подбородка и ямочками на щеках ты унаследовала от меня тягу ко всему больному, надломленному. Неужели этот ген передался и Софи?
– Я больше не хочу об этом говорить, – шепчешь ты.
– Хорошо, – говорю я. – Хорошо.
Ты сидишь на табурете, придавленная массой всего тог что понемногу вспоминаешь, и раздавленная всем тем, чего вспомнить не можешь. Сейчас нам зачастую не хватает слов потому что сказать правду бывает сложнее, чем солгать Я подношу ладонь к стеклу, как будто коснуться тебя совсем не трудно. Ты подносишь свою и расставляешь пальцы морской звездой. Я представляю тысячи улиц, по которым мы прошлись, держась за руки. Вспоминаю, сколько раз мы «давали пять» друг другу после школьных соревнований и неуклюжих семейных гонок. Порой мне кажется, что всю свою жизнь я держался за тебя.
По отсеку D ходит стихотворение:
Родился пацан с белоснежною кожей, Любил девку трахнуть и вмазать по роже. Его воспитали папаша и мать, За расу свою он умел постоять. Когда он подрос, то попал в передрягу, И копы его засадили в тюрягу. На суде он тогда не сломался И во всех преступленьях признался. И когда оказался под небом он в клетку, Пришлось проглотить много горьких таблеток. С честью вышел из каждого он поединка — И ниггерам небо казалось с овчинку. Черномазым не нравились эти расклады И решили устроить парнишке засаду. Напали тишком три чумазых убийцы — И трое подохли, не успев помолиться. И белая кость, о которой наш стих, Ну валить вертухаев и черных борзых. Начальник тюряги в качели вмешался, Но тут же со страху при всех обоссался. Губернатор позвал Национальную гвардию, Чтоб они разогнали всю Белую Партию. Они подбежали к парнишке-герою, Но он был живой, как и мы брат, с тобою. В нем тысяча пуль, но – странное дело! — Ни капельки крови на белое тело. Он поднял глаза и давай хохотать, На всех вертухаев ему было насрать. «Разве не видите? Я же святой. Только белые созданы Бога рукой. На мне нету крови, хоть дырок не счесть, Мое сердце качает лишь БЕЛУЮ ЧЕСТЬ!»На спортплощадке нас сортируют по цвету, по два-три человека на группу. Черные играют в баскетбол, белые подпирают стену, мексиканцы сидят на корточках наискосок от белых. Площадка закрытая: потолок защищает заключенных от изнурительной летней жары, а сквозь круглые дырки в дальней стене проникает свежий воздух и солнечный свет. С крыши тюрьмы кто-то спустил гигантский флаг, частично блокирующий лучи.
На тридцать арестантов приходится один надзиратель, и всего он заметить просто не в силах. Именно поэтому спортплощадка зачастую служит местом для заключения сделок. Там исподтишка продают сигареты – как настоящие, так и самодельные: листья салата и картофельную кожуру в обертке из страниц Библии. Здесь же ведут бизнес наркоторговцы. Представители разных рас общаются, по сути, только на предмет наркотиков. У меня на глазах белый паренек, прозванный Хромедомом, ведет переговоры с мексиканцем. Он достает из кармана маркер и снимает колпачок, чтобы клиент проверил товар. Я стою достаточно близко, чтобы учуять острый уксусный запах спрятанного в маркере «винта».
Клатч отирается возле белых, как выбившаяся из ткани нитка. Тощий бледный парень с кривыми зубами и россыпью веснушек на лице. Взгляд его прикован к баскетбольному мячу. Время от времени тело его дергается в воображаемой игре. Какой-то негр прыгает за мечом, но промазывает. Мяч отскакивает от стены и, прокатившись мимо охранника, подлетает ко мне. Клатч наклоняется и, подхватив его, вертит на пальце. Потом делает две подводки, и всякий раз мяч как заколдованный приклеивается к его руке.
– Эй, дурак, мяч верни! – приказывает Блу Лок, один из главных черных в тюрьме. Компактный стоит рядом, тяжело дыша и упершись руками в бока.
Клатч озирается по сторонам, но мяч не выпускает. К площадке направляется Слон Майк, и Блу Лок говорит:
– Скажи своей сестрице, чтобы не выпендривалась, а то получит.
Майк подходит к Блу Локу вплотную.
– С каких это пор ты указываешь мне, что делать?
К ним приближается надзиратель.
– Разошлись! – приказывает он.
– Эй, чувак, да мы просто…
Слон Майк выбивает мяч из рук Клатча.
– Иди помойся. И не прикасайся ко мне, пока не смоешь всю малафью.
Мяч летит в сторону Компактного, но я перехватываю его и бросаю Клатчу. Тот автоматически принимает подачу и кидает трехочковый. Когда мяч проскакивает в корзину, Клатч улыбается. Впервые за три дня, что я за ним наблюдаю.
– Это же игра, – говорю я. – Пусть покрутит.
Блу Лок делает шаг вперед.
– Ты это мне говоришь?
Его успокаивает Компактный:
– Да остынь. Идем отсюда.
Игра продолжается – еще быстрее, еще неистовее. Надзиратель возвращается на свой пост у стены. Когда Слон Майк уходит, Клатч смотрит на меня:
– Почему ты меня защитил?
Я пожимаю плечами.
– Потому что ты не мог защититься сам.
Уважения представители всех рас добиваются одинаково, а именно: никогда не проявляют слабость. Помогай своим братишкам. Не подпускай женщин к важным делам. Смотри опасности в лицо. Облапошивай систему при каждом удобном случае.
Не злобствуй понапрасну.
Держи слово, потому что ничего другого у тебя здесь нет.
Компактный пробует свой самогон. Насколько я понял, у него есть несколько бутылок на разных стадиях ферментации; и таким образом он, полагаю, обеспечивает себе стабильный доход.