– Хорошо, когда у супругов схожие вкусы, – растрогался пожилой ювелир. – Значит, долго вместе будете. А кольца вам я красивей, чем на любой заграничной картинке, сделаю.

Женя, от полноты чувств, заказал для Насти еще и серьги – в тон.

– Ты умеешь быть милым, – улыбнулась Настя, когда они вышли от ювелира.

Эжен осклабился:

– А я – всегда милый… когда все по-моему. Будешь себя вести хорошо – и после свадьбы тебе мило будет… Да, кстати. Завтра в ЦУМ заскочим. Мне позвонили: у них завоз итальянских туфель. Выберем, что понравится, пока их в открытую продажу не пустили.

– Сколько пар можно брать? – оживилась Настя. Она почти год не покупала себе никакой обуви, донашивала старье.

– Да по сколько хочешь, – беззаботно улыбнулся Женя. – С завсекцией я договорился – и скупай хоть все. На свадьбу, на второй день свадьбы, на медовый месяц… Ты же должна быть у меня самой красивой!

И Настя улыбалась в ответ, а сама думала: «Эх, сволочь я, гадина… Сенька – в тюрьме, а я – продаюсь Эжену. За кольцо и за туфли… Впрочем, – утешала она себя, – это же не по любви, это – часть сделки…»

Утешение, впрочем, было довольно слабое.

Ирина Егоровна свое слово тоже сдержала. На следующий день после того, как Настя приняла предложение Эжена, ее представили лучшему адвокату Москвы. Адвокат ей понравился: лицо умное, взгляд цепкий, костюм дорогой.

– Я уже изучил его дело. Улики против него – очевидны, и это неоспоримый факт. Но есть и обратная сторона медали: слишком уж очевидны эти улики. Как по заказу. И это, признаюсь, меня настораживает…

– Тем более, что их могли подбросить! – воскликнула Настя. И поведала адвокату про стойкое ощущение: в день убийства в их квартиру заходил кто-то посторонний. Рассказала про песок с уличной обуви: «Я понимаю, что это, конечно, не доказательство – но мы никогда дома в ботинках не ходили! И гостям не разрешали! И квартирный хозяин, я выяснила, в тот день не заезжал…»

– Эх, Настя, Настенька, – застонал адвокат. – Что ж вы этот песочек-то не сохранили? Не убирать надо было, а охранять его, как зеницу ока! Милиция к вам приходит – а вы их носом в этот песочек, носом! Пусть на экспертизу увозят!

Настя опустила глаза, робко сказала:

– Но ведь есть же и еще какие-то шансы… кроме песочка? Свидетелей, может быть, каких-то найти? Тех, кого милиция не опросила?

Адвокат закивал:

– Разумеется, девонька, разумеется… Всех на ноги поднимем! Вытащим вашего мальчонку, не сомневайтесь…

Слово «мальчонка» резануло ей ухо, но Настя промолчала. Похоже, у адвоката просто манера такая: она у него – «девонька», а Сеня, стало быть – «мальчонка».

– И когда мне ждать результатов? – спросила она.

– Суд ожидается в конце июня, – доверительно сообщил адвокат.

– Я ведь буду на нем присутствовать? – уточнила Настя.

Адвокат пожал плечами:

– Нет. Как свидетеля вас вызывать не будут. А просто поглазеть – извините, не получится. Слушание наверняка будет закрытым. Но мы, разумеется, постараемся до суда дело не доводить. Сначала отправим дело на доследование, а потом и вовсе закроем: за недостаточностью улик. Но, увы, под подписку о невыезде его пока не отпустят…

– Но я хочу увидеть Сеню! – горячо сказала Настя.

И в ужасе подумала: «А ведь вру я, все вру! Не хочу я его видеть! И не хочу рассказывать ему – про себя и про Эжена!»

– Тоже не выйдет, – сочувственно сказал адвокат. – К нему никого не пускают. Разумеется, кроме меня. Так что ко мне обращайтесь, Настя. Письмо, к сожалению, передать не могу, но на словах – все, что угодно.

Она покраснела:

– Передайте ему, пожалуйста, что у меня все хорошо. И что я его очень жду.

– Что-нибудь еще? – прищурился адвокат.

«Кажется, мамаша ему уже напела – про мою грядущую свадьбу».

– Нет, больше ничего. Только… только добавьте еще, что я по-прежнему его люблю.

«Фигушки тебе, мамочка. Интригу ты, конечно, заплела неплохую. Я, значит, ей – свадьбу, а она мне – адвоката для Сеньки. Только есть один маленький нюанс… Свадьба – ладно, пусть будет свадьба. Но как только Сеньку отпустят – так сразу будет и развод! Не продаюсь я – за хорошее питание и за итальянские туфли! Точнее, продаюсь – но временно. А Сене я все объясню. Он поймет. И простит».

Точный день суда власти держали в секрете. Адвокат божился:

– Даже я не знаю, святой, как говорится, край. А может, и не будет его, этого суда… Но очень скоро, Настя, я все узнаю. Очень скоро. Вы мне звоните, не забывайте.

И она звонила, каждый день. Сначала адвокат отвечал ей сам, потом, видно, утомился – и теперь с ней разговаривала тетенька: то ли жена, то ли секретарша – а, может, и одно, и другое вместе взятое. «По вашему делу пока никакой информации нет», – сообщала она.