Митя не ответил. Он уходил. Куда? Вряд ли он сам знал это. Уходил потому, что надо было уходить. Он никому не позволит... Хватит! Теперь он понял, какие у него приятели! Место отобрали, удочку чуть не утопили, самого в воду сбросили... Конечно, сбросили: разве он упал бы, если бы не пришел Павлик?

— Не дури, Митька! — крикнул ему вслед Семен. — Тебе говорят, вернись!

Но Митя не мог даже оглянуться: от нестерпимой обиды кривилось лицо, желание зареветь колючим клубком рвалось из горла. Только добравшись до леса, он посмотрел назад и погрозил кулаком:

— Я вам покажу! Вы еще узнаете!

— Покажи, покажи! — пробурчал Семен. — Задавала несчастный!

— Как же теперь будем, Сема? — растерянно спросил Павлик.

— А никак! — с напускной беспечностью ответил Семен. Он был уязвлен тем, что его не послушались, как старшего. — Часу не пройдет, как вернется. Я его знаю. Горячку порет.

Но Митя не пришел ни через час, ни позже. Они ждали его весь день, после полудня начали разыскивать и искали до наступления сумерек.

Мити нигде не было. Домой уехать он, по мнению Семена, никак не мог, потому что ушел в сторону, противоположную автостраде.

Уже впотьмах они нашли подходящую для ночлега низинку.

— Ты не думай, что он где-нибудь далеко. Он тут рядом с нами сидит и над нами смеется, — говорил Семен, раскладывая костер. — Ну, погоди, Митька, задам я тебе!

Потом Семен напустился на Павлика: и дернула же его нелегкая лезть к Митьке! Теперь расхлебывай эту историю!

Павлик отмалчивался: его угнетало и сознание своей вины, и то, что ночевать приходится в лесу, чего он еще никогда не испытывал, и мысль о доме. Что там сейчас делается — подумать страшно!

Наругавшись и смирившись с положением, Семен выложил припасы: хлеб, луковицы, соль в спичечном коробке.

— Пирожков хочешь? — предложил Павлик.

— А чего ж? Давай! — Однако, осмотрев и понюхав сплющенный пирожок, отложил его в сторону. — На второе блюдо пойдет. На-ка тебе луковицу с хлебом — крепкая еда!

Потом Семен вытер руки о штаны и взял пирожок так осторожно, точно тот мог вспорхнуть и улететь.

— Важная штука! — одобрил он, слизывая с пальцев повидло. — Мамка стряпала или эта, как ее, домработница?

— Мама.

— Мучка белая, сахарок, маслице, варенье — еще бы не настряпать! Из этого и я сумею.

— Не варенье, а повидло, — поправил Павлик.

— Варенье, повидло, джем — я не разбираюсь. Все равно вкусно, как не назови.

— Бери еще!

— Нет уж, ни к чему. Нам еще утром подзаправиться нужно. Неизвестно, когда мы этого дурака найдем. А меня все равно не накормишь; я, как верблюд, ем и ем. Куда что лезет...

Они еще поговорили о том, о сем, как вдруг из глубины леса понесся треск. Семен был уже на ногах, вглядывался в темноту и затем стремительно прыгнул в сторону, в кусты.

Он увидел, как из темноты выбежали и кинулись к ошеломленному Павлику высокий мужчина в сером плаще и шляпе, в очках, за ним черный бородатый лесник, который давеча утром спрашивал спичек прикурить. Последним выбежал из леса кто-то низенький, коренастый, в черном милицейском кителе, широких синих галифе й с наганом на боку.

«Вот тебе раз! Даже милиция!» — подумал Семен и, притаившись за кустами, стал ждать, что произойдет дальше...

Ребят уже не было видно, а Митя все шел и шел вдоль берега. Внизу за деревьями поблескивала спокойная водная гладь, справа поднялись к небу лесистые вершины гор. Сильно пахло растопленной смолой и прелой хвоей.

Чем дальше уходил Митя, тем глуше и мрачнее становился лес. Нигде не видно ни тропинок, ни даже пеньков, словно люди сюда никогда и не заглядывали. Кроны тесно сомкнувшихся сосен совсем закрыли небо. Под ногами хрустела пересохшая рыжая хвоя. Травы не было, да и не вырасти ей в таких потемках...

Мите стало не по себе. Не повернуть ли обратно, к ребятам? Но обида все еще жгла, и он продолжал путь, продираясь через чащобу, прикрывая глаза локтем от хлещущих по лицу веток.

Наконец Митя выбрался на старую, заросшую молодняком просеку, обозначавшую границы лесного квартала. Отсюда было хорошо видно озеро и небольшой залив, с трех сторон окруженный высокими скалистыми берегами. Он походил на заполненный водой каменный котел, который только в одном месте соединялся с озером узким проливом.