Вскоре после этого Свами покинул манговый сад и перешел в небольшой храм Арунагиринатхара, к за­паду от водоема Айянкулам. Всегда не желая зависеть от услуг других, он теперь решил ежедневно выходить и просить еду вместо того, чтобы позволять Паланис­вами снабжать его. «Вы идите за своей пищей одной дорогой, а я пойду по другой, — предложил он Пала­нисвами. — Давайте больше не будем жить совместно». Для Паланисвами это прозвучало страшным ударом: преданность Свами была его способом богослужения. Как приказано, он вышел один, но сумерки снова за­стали его в храме Арунагиринатхара. Как он мог жить без своего Свами? И ему было позволено остаться.

Свами все еще поддерживал молчание. Он, бывало, останавливался у порога какого-нибудь дома, хлопал в ладоши, и если давали какую-либо пищу, то брал ее в сложенные чашечкой ладони и ел, стоя на дороге. Даже если приглашали, он никогда не входил в дом. Свами каждый день двигался по другой улице и ни­когда не подходил к одному и тому же дому дважды. Он говорил впоследствии, что просил подаяние почти на всех улицах Тируваннамалая.

После месяца жизни в храме Арунагиринатхара Свами избрал своим пребыванием одну из башен Ве­ликого Храма и сад Алари в нем. Куда бы он ни на­правлялся, его уже сопровождали почитатели. Он про­был тут лишь неделю, а затем ушел к Павалаккунру, одному из восточных отрогов Аруначалы, и остано­вился там в местном храме. Он обычно сидел здесь, как и раньше, погруженный в самадхи (Блаженство Бытия), покидая жилище только для выпрашивания пищи, пока Паланисвами отсутствовал. Часто случа­лось так, что храмовый священник запирал Свами и уходил после совершения пуджи, не потрудившись по­смотреть — нет ли его внутри.

Именно здесь Алагамма и нашла сына. Получив известия от Неллиаппияра, она подождала рождествен­ских праздников, когда старший, Нагасвами, освобо­дился, чтобы сопровождать ее, и отправилась в Ти­руваннамалай. Она тотчас же узнала своего Венката­рамана, несмотря на его изнуренное тело и спутанные волосы. Со всей материнской любовью она сетовала на условия его жизни и умоляла вернуться обратно домой вместе с ней, но он сидел недвижно, не отвечая и даже не показывая, что слышит. День за днем она возвращалась, принося ему для еды разные вкусности, упрашивая и упрекая, но безрезультатно. Однажды, уяз­вленная очевидной утратой его чувства к ней, Алагам­ма залилась слезами. Он все еще не отвечал, но, чтобы не выказать сострадание, давая тем ложные надежды на то, что случиться не может, поднялся и ушел. На следующий день она заручилась симпатией почитат­елей, собравшихся вокруг нее, излив им свое горе и умоляя вмешаться.

Один из них, Пачайяппа Пиллай, обратился к Сва­ми: «Ваша мать рыдает и молит; почему бы Вам хотя бы не дать ответ? Будь то „да” или „нет”, но Вы мо­жете ответить ей. Свами не требуется нарушать свой обет молчания. Вот карандаш и бумага; Свами может по крайней мере написать то, что он должен сказать».

Он взял бумагу и карандаш и полностью безлич­ным стилем написал:

«Предопределяющий управляет жребиями душ в соответствии с их прарабдха кармой (судьбой, вытекающей из баланса действий в прошлых жиз­нях, которая должна быть отработана в этой жиз­ни). Чему не суждено случиться — не случится, как ни старайся. Что предопределено — случится, не­смотря на любые попытки это предотвратить. Здесь нет сомнений. А потому лучше всего — ос­таваться в молчании».

По сути, это то же, что Христос сказал своей ма­тери: «Зачем было вам искать Меня? Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?»* Форма же очень типична для Шри Бхага­вана, так как он предпочитал оставаться в молчании, когда ответ мог быть только отрицательным, но когда безмолвие не принималось и под дальнейшим нажи­мом он давал ответ, то последний формулировался в таких общих терминах, как если бы это было безлич­ностное доктринальное выражение. Но, тем не менее, в то же самое время — ответ на конкретный вопрос, соответствующий потребностям спрашивающего.

Шри Бхагаван был бескопромиссен в своей док­трине, согласно которой то, что должно случиться, слу­чается обязательно, но в то же самое время он учил, что все происходит благодаря прарабдхе — балансу че­ловеческой судьбы, действующему согласно такому строгому закону причины и следствия, что даже слово «справедливость» кажется слишком сентиментальным для его выражения. Он всегда обходил ловушки ди­скуссий о свободной воле и предопределении, ибо та­кие теории, хотя и противоречивые на ментальном уровне, обе могут отражать определенные аспекты ис­тины. Он обычно говорил: «Найдите того, кто имеет судьбу или свободную волю».

Махарши высказался определенно: «Все действия, которые тело должно выполнить, уже предрешены в исходный момент его существования: вы свободны только отождествлять или не отождествлять себя с те­лом». Если исполняется роль в пьесе, то вся роль на­писана заранее, и актер действует одинаково верно, Цезарь ли он, который заколот, или Брут, вонзающий кинжал, будучи не затронутым этим, так как знает, что он не является этой личностью. Точно так же и тот, кто осознал свое тождество с бессмертным Я, Атман о м, играет свою роль на человеческой сцене без страха или тревоги, надежды или сожаления, не затрагиваемый исполняемой ролью. Если спросить о реальности, имеющейся при полной предопределенно­сти всех человеческих действий, то это приведет только к вопросу: «Кто же в таком случае я? Если эго, которое думает, что именно оно принимает решения, нереаль­но и, тем не менее, я знаю, что существую, то в чем состоит моя реальность?» Тут лишь подготовительная, умственная версия поиска, предписываемого Шри Бха­гаваном, но это и превосходная подготовка к поиску подлинному.

И все же явно противоречащая точка зрения, что человек делает свою собственную судьбу, не менее ис­тинна, поскольку все происходит по закону причины и следствия, и любая мысль, каждое слово и каждое дело вызывают свои последствия. Шри Бхагаван го­ворил об этом совершенно определенно, как и другие Учителя. Он сказал одному из преданных, Шивапра­кашаму Пиллаю, в ответе, цитируемом в главе 10: «Так как существа пожинают плоды своих действий соглас­но законам Бога, то и ответственность лежит на них, а не на Нем». Он постоянно подчеркивал необходи­мость усилия. В «Евангелии Махарши» один из почи­тателей жалуется: «После того как в октябре я покинул этот Ашрам, сознание внутреннего Мира, обретенного мной в Святом Присутствии Шри Бхагавана, не ос­тавляло меня около десяти дней. Все это время даже при загруженности работой внутри меня существовал какой-то скрытый поток Мира и Покоя в единении, напоминавший двойственное состояние, переживае­мое в полудреме, когда одна половина головы блажен­но спит, а другая слушает скучную лекцию. Затем это состояние полностью исчезло и вновь вернулись преж­ние глупости». И Шри Бхагаван ответил: «Если вы ук­репите ум, то внутренний Мир станет постоянным. Его длительность пропорциональна силе ума, приобрета­емой повторяющейся практикой». В «Духовном настав­лении» почитатель явно сослался на кажущееся про­тиворечие между судьбой и усилием: «Если, как гово­рят, все случается в соответствии с судьбой, то как раз препятствия, тормозящие и мешающие удачному проведению медитации, должны рассматриваться как непреодолимые, ибо воздвигнуты такой бесповоротной судьбой. Как же тогда можно надеяться когда-либо преодолеть их?» И на это Шри Бхагаван ответил: «То, что называют „судьбой”, препятствующей медитации, существует только для ума, направленного наружу, а не вовнутрь. Поэтому тот, кто ищет Атман внутри, оставаясь тем, кто он есть, не пугается какой-либо за­держкой, казалось бы останавливающей практику ме­дитации. Сама мысль о таких препятствиях есть ве­личайшее препятствие».