Но она промолчала, когда одна за другой начали исчезать мелочи, которые, как ей было известно, ценил ее муж: прежде всего, старомодная золотая цепочка для часов — наследство от первого хозяина; за ним Бантинг верно и преданно ухаживал во время его длительной болезни. Исчезли также витая булавка для галстука и большое траурное кольцо — подарок прежних хозяев.

Иногда перед людьми маячит пропасть, означающая конец благополучного существования, когда они с каждым днем приближаются к ее краю, даже самые словоохотливые из них бывают склонны впадать в долгое молчание. Бантинг всегда любил поговорить, теперь же он сделался молчальником. Помалкивала и миссис Бантинг, но она и прежде предпочитала держать язык за зубами: это была одна из причин, почему Бантинга с первой же встречи к ней потянуло.

А произошло все это так. Хозяйка наняла Бантинга дворецким. Войдя вместе со своим предшественником в столовую, он застал там Эллен Грин, которая аккуратно наливала стакан портвейна: тогдашняя ее госпожа каждое утро в половине двенадцатого пила портвейн. Наблюдая, как она тщательно закупоривает графин и убирает его в старое ведерко со льдом, новый дворецкий сказал самому себе: «Эта женщина предназначена для тебя!».

Теперь, однако, ее молчание — ее немота — стало действовать бедняге на нервы. Ему не хотелось более ходить в соседские лавчонки, где он в более счастливые времена был постоянным посетителем, и скудные ежедневные покупки, без которых супруги умерли бы с голоду, теперь приносила миссис Бантинг.

Внезапно тишину темного ноябрьского вечера нарушили приглушенный топот и резкие выкрики за окном. Это кричали мальчишки — продавцы вечерних газет.

Бантинг беспокойно обернулся. Отказ от ежедневной газеты он переносил почти так же тяжело, как воздержание от табака. К газетам он пристрастился даже раньше, чем к курению: ведь слуги все поголовно любят быть в курсе текущих новостей.

Когда крики газетчиков, проникнув сквозь закрытые окна и плотные дамастные занавески, достигли его ушей, Бантинг внезапно ощутил приступ умственного голода.

Ему было до чертиков обидно и досадно не знать, что творится в окружающем мире! Новости доступны всем — за исключением разве что преступников в тюрьмах. А этот шум, эти душераздирающие вопли означают, что произошло какое-то поистине крупное событие, способное заставить человека на время забыть о своих несчастьях.

Бантинг поднялся, подошел к ближайшему окну и напряг слух. В путанице хриплых голосов постоянно повторялось одно четко различимое слово: «Убийство!».

Постепенно пронзительные беспорядочные крики сложились в мозгу Бантинга в подобие связных фраз. «Ужасное убийство! Убийство у станции Сент-Панкрас!» — вот что они означали. Бантингу смутно вспомнилось другое убийство вблизи Сент-Панкрас: одну пожилую леди убила ее служанка. Это произошло много лет назад, но представители его сословия до сих пор не потеряли к данному событию особого и вполне понятного интереса.

Газетчики — а их было несколько, в то время как на Мэрилебон-Роуд появлялся лишь один — приближались; они выкрикивали какие-то другие фразы, но Бантинг не улавливал, что именно. Их голоса звучали все так же возбужденно, но разобрать можно было только одно или два повторявшихся слова. Внезапно он расслышал четкое: «Мститель! Мститель снова взялся за дело!».

За последние две недели в Лондоне было совершено четыре очень странных и жестоких убийства, причем все — на сравнительно небольшом участке.

Первое не обратило на себя особенного внимания и даже второе удостоилось в газете, которую тогда еще просматривал Бантинг, всего лишь крохотной заметки.

Потом произошло третье, и оно вызвало у публики острое любопытство, поскольку на платье жертвы — пьяной женщины — нашли пришпиленный треугольный обрывок бумаги с красной чернильной надписью печатными буквами:

МСТИТЕЛЬ.

И тут уже не только те, в чьи обязанности входило расследовать убийства, не многочисленные прочие, кто задумался об этой мрачной тайне, поняли, что все три преступления совершены одним и тем же злодеем. Не успел этот необычный факт уложиться в сознании публики, как произошло новое убийство и вновь душегуб оповестил мир о том, что им руководят некие мстительные помыслы — загадочные и жуткие.

И вот уже Мстителя и его страшные деяния принялся поминать всякий, кому не лень. Не далее как сегодня разговор об этом завел с Бантингом молочник, который каждое утро оставлял у двери на полпенни молока.

Слегка взволнованный, Бантинг вернулся к камину и бросил взгляд на жену. Увидев ее бледное апатичное лицо, отмеченное печатью тяжелой заботы, он почувствовал, что его захлестывает волна раздражения. Еще немного и он наклонился бы и потряс жену за плечи!

Утром, когда Бантинг вернулся в постель, Эллен едва выслушала его рассказ о беседе с молочником. Она давала понять, что не выносит разговоров о таких ужасах, и это было довольно противно.

Забавно: миссис Бантинг обожала слезливые истории, невозмутимо заглатывала, например, все подробности дела о нарушенном обещании, но терпеть не могла рассказов о безнравственности и насилии. В прежние счастливые дни, когда супруги могли себе позволить ежедневно приобретать газету, и даже не одну, и Бантингу случалось наткнуться на какое-нибудь захватывающее судебное дело или загадочный случай, который сулил долгие увлекательные раздумья, ему приходилось сдерживать свой интерес, ибо даже малейший намек на него приводил Эллен в ярость.